Агент Византии
Шрифт:
Упоминание должности заставило противников остановиться на секунду.
– Это не было насилие, – продолжил Аргирос среди всеобщего молчания. – Женщина – персидская шпионка и даже не еврейка. Поймайте ее, и я вам докажу. Если вы мне поможете найти ее, я забуду, что вы набросились на меня. Вас ввели в заблуждение.
Со стоном Василий поднялся на ноги и помог встать кузнецу, телом которого прикрывался. Тот держался за ребра и стонал; ему досталось больше тумаков, чем магистру. Остальные медники разбежались кто куда.
Но Мирран
Лучи солнца, проникавшие сквозь окна в основании купола Святой Софии, были уже не так ярки, как во время начала Вселенского собора два месяца тому назад. Вершина лета прошла, приближалась осень; если священнослужители намеревались вернуться к своим храмам в этом году, им следовало отплыть поскорее, пока не начался сезон штормов.
Вместе со всем двором Аргирос стоял в боковом нефе храма и слушал, как патриарх Евтропий читал решения Собора.
– Отныне любому, кто заявит, что икона – это кумир, – анафема, – нараспев произнес патриарх.
– Анафема, – эхом отозвались священнослужители.
– Отныне любому, кто заявит, что писать образ и почитать образ – это несторианство или монофизитство, – анафема, – продолжал Евтропий.
– Анафема, – согласились клирики.
Аргирос взглянул на Арсакия из Александрии, который с жалким видом присоединился к провозглашаемой анафеме. Только слово «отныне» спасало его. Если бы он не уступил, то вверг бы своих людей в раскол и в еще более страшные раздоры.
– Любому, кто отныне заявит, что наш воплощенный Господь Иисус Христос не может быть изображен, – анафема.
– Анафема.
– Любому, кто отныне заявит… – Анафемы так и сыпались. Когда все они были зачитаны, Евтропий склонил голову и продолжил: – С помощью и под заступничеством Святого Духа мы определили и провозгласили эти истинные и верные догмы нашей святой православной церкви. Анафема любому, кто осмелится противоречить им.
– Аминь, – произнесли все присутствующие в храме прелаты и придворные хором.
Император Никифор поднялся с высокого трона, поклонился клиру и покинул церковь.
– Собор объявляется закрытым, – произнес Евтропий и издал сдержанный вздох облегчения. Когда он спустился с кафедры, священники уже спешили прочь; моряки не отправятся в штормовое море даже ради архиепископов.
Придворные степенно разошлись.
– Еще одно заблуждение искоренили из церкви, – сказал Лаканодракон, удовлетворенно потирая крупные, узловатые ладони.
– Так ли? – с горечью спросил Аргирос. Магистр официорий одарил его острым взглядом. – Как мы можем заявлять, что Святой Дух спустился и вдохновил Вселенский собор? Это персидский план изначально разжег противоречия, и памфлеты помогли повернуть вещи в желательном для императора направлении. Не так уж много простора для божественного вмешательства.
– Не ты ли говорил, что нам нужно помочь Святому Духу? – напомнил ему Лаканодракон. – Бог действует через людей; вот для чего Он их создал – чтобы развернуть Его представление о мире.
Он дотронулся до плеча магистра.
– Ты же сам указал, что Бог стал человеком, чтобы спасти человечество.
Оба перекрестились.
– Да, но то было чудом, – настаивал Аргирос.
– По-твоему, все чудеса так заметны? – спросил магистр официорий. – Святой Афанасий и святой Кирилл Александрийский, если прочесть их труды, выступают в них как грубые и жадные до власти люди. А догме, за которую они боролись, мы следуем до сих пор, хотя один из них умер почти тысячу лет назад, а второй – почти девятьсот. Разве это не чудо?
– Если представить таким образом, полагаю, это чудо. И все же…
– Знаю, – вздохнул Лаканодракон. – При ближнем рассмотрении любое человеческое учреждение несовершенно; при твоей работе ты знаешь это лучше других. Стоит ли сокрушаться, что сказанное справедливо и для церкви? Если ты жаждешь чудес, я тебе покажу еще одно: в Египет, Палестину и Анатолию, во Фракию и на Дунай, в Италию, Карфаген и Испанию с этого Собора вернутся священники и перенесут через моря одну общую доктрину; и по всей империи горожане, никогда не бывавшие в Константинополе, и селяне, которым даже никогда не представить Константинополь, услышат одно и то же учение и станут следовать ему, как и их сыновья и внуки. Если это не чудо, тогда что?
– Просто это хорошая организация, – сказал Аргирос. – Те же горожане и крестьяне каждый год платят налоги правительству, как будут платить их дети и внуки.
Лаканодракон нахмурился в ответ на это, а затем расхохотался.
– Многие из них не платят, проклятые. И Святой Дух не вдохновляет сборщиков налогов; в этом я искренне убежден. Они должны стараться, как и ты, и я, и несчастный Евтропий, выкарабкавшийся из пропасти.
– Стараться, – задумался Аргирос. – Но это не так уж и плохо.
Они шагали по Месе в сторону Претория. Интересно, чего еще от Аргироса ожидал Анфим?
VII
Etos kosmou 6829
Человек, сидевший рядом с Василием Аргиросом в таверне Прискоса возле церкви Пресвятой Марии Одигитрии, сделал долгий глоток из своего кубка и тут же согнулся в три погибели в страшном приступе кашля, расплескав добрую часть напитка на магистра.
– Kyrie eleison! – выдохнул парень. – Господи помилуй! Горло как в огне!
Он продолжал давиться от кашля и хрипеть. Аргирос в испуге вскинул брови.
– Хозяин! Эй, Прискос! – крикнул он. – Подай воды и рвотного! Я думаю, парень отравился.
Он постучал несчастного по спине.
– Господин, очень сомневаюсь в этом, – ответил Прискос, красивый молодой человек с рыжевато-черной бородкой.
Тем не менее он подбежал, отвечая на резкий начальственный тон в голосе Аргироса – наследие того времени, когда магистр служил офицером в имперской армии до переезда в Константинополь.