Агент. Моя жизнь в трех разведках

Штиллер Вернер

22 марта 1979 года «надежный источник» сообщил контрразведке Штази, что мы якобы пребываем в комплексе зданий Федерального ведомства уголовной полиции в Висбадене. Подробно описывалось деловое совещание в БНД, на котором об этом якобы сообщили для внутреннего круга. Но на самом деле я никогда еще не был в центральном бюро Федерального ведомства уголовной полиции в Висбадене. Либо Федеральная разведывательная служба здесь намеренно подбросила ошибочный след, либо, все же, источник не был настолько надежен, как считалось, и просто пытался раздуть свое значение, передав случайно подхваченное замечание.

Местопребывание Хельги и меня в то время было в Мюнхене, на улице Зэбенер Штрассе, совсем близко от центрального здания футбольного клуба «Бавария». Эта улица находится в районе

Унтергизинг, на юге Мюнхена, а с мюнхенским районом Рим ее объединяет разве лишь то, что мы жили со стороны западного продолжения взлетно — посадочной полосы аэропорта Мюнхен — Рим. Так как в Германии господствуют преимущественно западные ветры, большинство стартов из Рима происходило в западном направлении, то есть, над нашим домом. Однажды мы пожаловались на связанный с этим шум в БНД и любезно попросили об альтернативе. Это, очевидно, кто-то подслушал и передал в Восточный Берлин, из-за чего нас и искали в районе Рим. При этом найти меня можно было бы намного проще. Те, кто знали меня, должны были знать, что рынок Виктуалиенмаркт за площадью Мариенплатц оказывал на меня магическое влияние. Для этого я был просто слишком гурманом. Достаточно было только устроить там скрытый наблюдательный пункт в проходе у церкви Св. Петра, «Старого Петера».

Нас поселили к югу от центра города не просто так. Оттуда было недалеко до Пуллаха. Коллегам из БНД, занимавшимся нашими опросами, которые чуть ли не целый год ежедневно ездили к нам домой, не приходилось поэтому специально ехать через весь город и попадать в «пробки» в центре.

Существовала еще вторая возможность найти меня. В кругу моих прежних коллег было известно, что я был настоящим фанатиком утреннего бега. Я всегда следил за тем, чтобы оставаться в форме. В Мюнхене была прекрасная трасса для фитнеса протяженностью десять километров в лесу Перлахер Форст, случайно совсем близко от нашей квартиры. Там я бывал через день, в противном случае я вовсе не выдержал бы этого долгого неподвижного сидения над папками досье и на опросах.

Сама квартира была защищена сразу с нескольких сторон. Дом был замаскированным служебным зданием БНД, в котором мы к тому же были еще раз отделены за стальными решетчатыми воротами. Дополнительно имелась еще электронная система наблюдения и контроля. Въезд в гараж находился через две поперечные улицы. В целом примерно двадцать сотрудников отдела охраны персонала БНД были выделены для нашей безопасности, три смены по шесть человек в каждой. Если мы покидали дом, кто-то всегда сопровождал нас, и поездки на машине принципиально происходили в конвое. Это были тогда три автомобиля: в середине незаметный более старенький «Опель — Рекорд», в котором всегда сидели мы, а спереди и сзади от него для защиты по одному БМВ третьей серии.

Однако между тем МГБ искало нас уже в Роденкирхене около Кёльна, так как источник «Инге Шнайдер» сообщила им 31 августа 1979 года, что мы были там в сопровождении двух сотрудников БКА. Тем не менее, я за всю свою жизнь ни разу не был в Роденкирхене. Источник знал якобы даже о том, что мы планировали после этого, а именно прогулку в Швейцарию в Берн, где я по его данным хотел бы получить право на постоянное жительство. Федеральная разведывательная служба якобы предложила мне Лондон, но я не согласился. Все это было неправдой. Чтобы продемонстрировать эти выдуманные истории центру в Восточном Берлине с наибольшей правдоподобностью, в сообщениях даже был детально описан мой внешний вид: темные волосы, очки, очень ухоженные борода и усы, вельветовый костюм песочного цвета (тонкий вельвет или вельвет «елочкой»), рубашка с трикотажной безрукавкой, без галстука. То ли кто-то спутал меня с другим человеком, то ли это всё было выдумано, так же, как и утверждение, что сопровождающие меня полицейские из БКА вели себя по отношению ко мне внешне «очень формально и отстраненно».

Настолько же авантюрными были сведения начала 1980 года, «выуженные» в разговоре у некоего источника, которые полковник Шютт, руководитель отдела IX Главного управления разведки, занимавшегося разработкой спецслужб противника, передал 15 января 1980 года своим шефам. Согласно этим показаниям, против

меня велось следствие по обвинению в прежней «принадлежности к органам разведки социалистической страны», которое вскоре должно было привести к судебному процессу, а сам процесс потом, как предполагалось, должен был быть прекращен. По инициативе президента БНД процесс якобы должен был происходить непосредственно в центре Федеральной разведывательной службы, в «Лесном доме». Допросы, которые якобы вел сам Федеральный прокурор Штокманну, должны были состояться 18 или 19 января 1980 года. Здесь, пожалуй, тоже кто-то хотел подчеркнуть свою важность или заработать гонорар. Правильно, что формальное против меня было начато следствие, которое было сразу снова остановлено по причине «раскаяния на деле». Но, разумеется, все это происходило еще весной 1979 года.

Среди всех этих предположений и ложных сведениях о моих действиях на Западе я нашел позже в досье из архивов Штази одну хотя бы частично правильную «наводку». 12 мая 1980 года источник «Инге Шнайдер» проинформировала своего курьера — инструктора «Лизу», что я в настоящее время пребываю во Франции. Это связывалось с «арестом разведчика органов безопасности социалистического государства». Я действительно весной 1980 года был в Париже, где должен был поддержать разведывательную операцию БНД против посольства ГДР. Нужно было идентифицировать сотрудника ГУР среди персонала посольства и локализовать.

То, что Штази в конечном счете так и не удалось точно разыскать нас в Федеративной республике, хотя у МГБ были свои «кроты» в западных спецслужбах, объясняется, вероятно, тем, что нами занимался не собственно отвечающий за ГДР реферат БНД «Спецслужбы противника», а подотдел «ГДР — оперативный». И как раз в нем и его окружении у МГБ не было информаторов.

Впрочем, Штази располагала многочисленными «персональными опорными пунктами» у противника, как позже стало ясно, в частности, благодаря перебежчикам Курону и Тидге. К примеру, Второе главное управление могло воспользоваться услугами четырех важных агентов западном аппарате:

Источник A: Служба военной контрразведки (МАД) в Управлении безопасности Бундесвера,

Источник B: Ведомство уголовной полиции (ЛКА) земли Северный Рейн — Вестфалия,

Источник C: Служба военной контрразведки — группа II,

Источник D: Регистратура в ведомстве по охране конституции (ЛФФ) земли Нижняя Саксония.

Оперативные возможности и возможности оказания влияния МГБ доходили до того, что в плане мероприятий по нашему поиску, как само собой разумеющееся исходили из того, что после локализации нашей квартиры собирались провести в ней обыск и установить затем подслушивающие устройства. То же самое касалось и нашей машины. Вследствие этого можно было бы систематически наблюдать и подслушивать ответственных за работу против спецслужб ГДР сотрудников БНД. МГБ смогло достать соответствующий список сотрудников, в котором были отмечены также их частные квартиры.

Как следует из ставшего позже известным документа МГБ, один неосторожный чиновник, который был включен в операцию БНД по моей эвакуации, проболтался своей любовнице, передавшей потом эту информацию дальше. Это вызвало дополнительный поиск, но и он оказался, в конечном счете, безуспешным. МГБ узнало о моих путешествиях на озеро Гарда, где я учился виндсерфингу под бдительным сопровождением, а также встречался с симпатичными молодыми дамами, только на несколько месяцев позже.

Но Федеральная разведывательная служба замечала сложные действия другой стороны и не могла исключать, что последуют новые, еще большие акции. После того, как большая часть досье была проанализирована, было решено меня осенью 1980 года для большей безопасности вывезти из Европы. В США я должен был получить новые личные данные, и передо мной открывалась новая профессиональная перспектива. Однако это означило отделение от Хельги, так как она больше не хотела связывать свою жизнь со мной. Утомительный год в Мюнхене тоже оказал плохое влияние на наши отношения. Ее сыну уже в 1979 году надоело «пребывание в заключении» в Мюнхене, и он добился возможности учиться в США, где о нем заботились сотрудники БНД при посольстве ФРГ в Вашингтоне.