Агентство «Аргентина»
Шрифт:
— Свора проклятых? — негромко произнес Кемен. — Вот кто сюда пожаловал!
Гинзога небрежно кивнула.
— Если б Хэрвелл был жив, он бы тебе многое мог рассказать.
— Пополнить? — переспросила Алина. — Что значит «пополнить»?
— Святые ежики, да кто она? У нас в Легионе как-то раз…
— Сейчас узнаем, — шепнул Ньялсага. — Я сам еще не все понимаю.
Гинзога поиграла концами пояса.
— Да. Хэрвелл хорошо знал, что такое Свора. Я несколько раз предлагала ему стать одним
Трефалониус поджал губы и осуждающе покачал головой.
— В тот день, в последний день, я снова предоставила ему выбор, — продолжала Гинзога. — Смерть или Свора. Но он…
— Я знаю, что он выбрал, — коротко сказал Кемен.
Тут в разговор вмешался Лютер.
— Значит, ты явилась сюда за новобранцами? — он посмотрел на спутников Гинзоги. — Ясно… это и есть твоя Свора? Что-то негусто…
Гинзога перевела на него глаза, но «Бриммский василиск» спокойно выдержал пристальный взгляд.
— Я путешествую налегке, беру с собой лишь самых необходимых. Вот, к примеру, Фюзорис…
Человечек в коричневом сюртуке с готовностью поклонился.
— Как только нужда во мне возникает, тотчас прилетаю по первому же мановению! Фюзорис, потомственный некромант, имею свой постоялый двор, — задушевным голосом поведал он. — Тружусь помаленьку… даю кров и тепло уставшим путникам! Будете в наших краях, не побрезгуйте, навестите! Друзья меня «дядюшка Фю» прозывают, ну, и вы меня так зовите, чего уж там, — махнул он пухлой ладошкой. — Ведь знакомство, я полагаю, мы с вами сведем самое короткое!
— Святые ежики, с чего бы это?
— Трефалониус, — продолжала Гинзога, и сутулый человек в черной одежде выступил вперед. — Стряпчий. Ведает моими делами. Контракты, договора, важные документы — из тех, что подписываются кровью — это все по его части.
Трефалонус одарил людей сдержанной улыбкой.
— Стряпчий по ремеслу, вампир по сути, — буднично сообщил он. — Буде необходимость или желание продать или заложить душу — милости прошу ко мне! Составим бумагу, комар носу не подточит!
Следующий из Своры был представлен Гинзогой кратко.
— Мунго-оборотень, — небрежно махнула она рукой в сторону рыжего детины. Детина икнул и покачнулся.
— Чаще меня называют Мунго-лис и я…
Тут он снова громко икнул и, глядя на Лютера, вдруг произнес громко и с чувством:
— Брат мой! Посоветую тебе бороться с корыстолюбием и стяжательством! С корнем вырывай шипы соблазна! Ибо, что деньги? Прах! Как ни старайся, а всех богатств земных тебе не собрать!
«Бриммский василиск» опешил, что бывало с ним нечасто.
— Чего?! — переспросил он, уставившись на оборотня.
— Корыстолюбие — порок, с которым надлежит неустанно бороться! — назидательно пояснил Мунго-лис и опять икнул.
Потомственный некромант дядюшка Фю сделал шажок вперед.
— Не извольте удивляться, сахарные мои, — он успокаивающе поднял обе руки ладонями вперед. — Это он странствующего монаха недавно съел. С Мунго такое вечно приключается: съест кого-нибудь… нехорошо, конечно, людей в пищу употреблять, да что делать-то? Не помирать же с голоду? Так вот, съест он кого-нибудь, а потом еще несколько деньков говорит точь-в-точь как тот, кем он закусил. Такое вот удивительное явление!
Он ласково улыбнулся.
— Сейчас-то уже пореже стало, а вот в первые дни, после того, как он монахом закусил, прямо никакого спасения не было! То молитвы читал, то в паломничество уговаривал отправиться, хе-хе!
Дядюшка Фю тихонько посмеялся.
— Верите ли, иногда мечтаю, чтоб он кого-нибудь немого съел. Да где ж столько немых взять? Вот и мучаемся!
— Лис-людоед? — удивилась Алина. — Разве лисы едят людей?
Она произнесла это тихо, но дядюшка Фю расслышал и повернулся к ней.
— Едят, медовая моя, да еще как едят-то!
Он хотел сказать еще что-то, но умолк, повинуясь движению руки Гинзоги.
— Это Харгал, — представила она последнего из Своры. — Мой рыцарь.
Призрачный всадник тронул коня и подъехал поближе.
Алина невольно взглянула на сморщенные высохшие головы, притороченные к седлу, и сделала шаг назад.
— Он неразговорчив, — усмехнулась Гинзога. — По правде говоря, я вообще никогда не слышала от него ни единого слова. Но от Харгала этого и не требуется.
— Ты со своим сбродом явилась сюда напрасно, — прервал ее Кемен. — Ни колдунов, ни вампиров здесь больше нет. Теперь здесь живут только люди, обычные люди.
Гинзога прищурила яркие глаза:
— Пытаешься провести меня, совсем, как Хэрвелл, — процедила она и сдвинула брови, будто припоминая давнюю обиду. — Он всегда норовил обмануть. У него был лживый язык…
Ньялсага слушал, и тревога все сильней стучалась в его сердце.
Гинзога приподняла тяжелые атласные юбки и сделала несколько шагов по песку.
— Неважно: сгодятся и обычные люди. В моей Своре полным-полно бывших людей! Обычно, я проводила здесь три дня, — она взглянула на город в туманной дымке. — Ты не поверишь, сколько желающих можно найти за это время.
В разговор вмешался Ява.
— Значит, ты и твоя Свора пересекаете границу между мирами по своей собственной воле?
— Конечно, — обронила Гинзога.
Ньялсага и Кемен переглянулись.
— В этот раз желающих не будет, — предупредил Ньялсага.