Агентство «Томпсон и К°»
Шрифт:
— Мой отряд? — ответил Робер ему в тон.— Мне бы тоже хотелось знать, где он. Начальник отряда только что вернулся на корабль в надежде обнаружить там своих солдат.
— Он там увидит только бесподобного Джонсона,— засмеялся Роже.— Этот оригинал никогда не сойдет на землю. Но вы-то что теперь будете делать?
— Ничего, как видите.
— Ну, в таком случае,— сказал Роже, освобождая рядом с собой место,— вы будете нашим гидом.
Рио-де-Гвинигуанда разделяет Лас-Пальмас на две неравные части: в верхнем городе живет знать и чиновники, в нижнем сосредоточена торговля; он тянется вплоть до западного мыса, до крепости Кастильо-дель-Рей.
Четверо туристов гуляли по столице то пешком, то в коляске; потом, когда устали, вернулись на «Симью». Если бы кто-нибудь стал их расспрашивать, вот что он мог бы услышать:
«Лас-Пальмас — ладно построенный город с узкими улицами, сплошь в тени. Природный ландшафт постоянно заставляет то карабкаться в гору, то спускаться с горы. Здесь мало интересных памятников. Исключением можно считать собор в стиле испанского Возрождения [100] . Очарование мавританского [101] обличья города, когда смотришь на него с моря, вблизи пропадает. Ничто не напоминает о Востоке — ни улицы, ни дома, ни жители, щеголяющие в европейских нарядах, по последней парижской моде».
[100] Возрождение (Ренессанс) — период в культурном и идейном развитии стран Западной и Центральной Европы (в основном конец XV-XVI в.), переходный от средневековой культуры к культуре нового времени.
[101] Мавритания — арабское государство в северо-западной части Африки. Берет начало с VII века.
Вот и все впечатления от прогулки. Да и как могло быть иначе? Разве туристы углубились в жизнь этих людей, разве было время оценить их любезность, обходительность, экспансивность [102] , из-за чего слишком часто обнажаются кинжалы? Разве путники заходили внутрь жилищ, где за красивыми фасадами скрываются крохотные комнатки, но где основную часть дома занимает гостиная, размеры которой являются предметом соперничества местных жителей между собой? Разве возможно за время короткой прогулки понять людей, в душе которых соединяются благородное достоинство испанцев и наивная гордость гуанчей [103] , других предков? Впрочем, о них здесь стараются не упоминать.
[102] Экспансивность — несдержанность в проявлении чувств, бурная реакция на все.
[103] Гуанчи — древнее население Канарских островов; после испанского завоевания в XV веке основная часть истреблена или вывезена в рабство, оставшиеся смешались с испанцами.
В этом основной недостаток кратких поездок. Людей с их сложной жизнью понять за время одной экскурсии невозможно. Турист способен оценить только пейзаж. Но при этом не следует торопиться. Нужно задержать свой взгляд. Однако программа агентства плохо этому способствовала.
У Робера не было даже и того весьма приблизительного представления о Лас-Пальмасе, какое его друзья составили о городе во время экскурсии. Он ничего не видел вокруг, кроме миссис Линдсей. Морган не отрывал взгляда от молодой женщины: вот она идет вверх по улице, вот спускается вниз по склону, вот задает вопросы или отвечает с милой улыбкой.
Забыв о твердом намерении быть сдержанным, Робер весь отдавался сиюминутному счастью. Но как только вернулся на палубу «Симью», тяжелые думы, на какое-то время покинувшие его, нахлынули снова. Зачем себя обманывать? Зачем вступать на путь, пройти по которому не суждено? Его мучила тревога от того, что он был, наверно, слишком откровенен или выдал себя взглядом. И богатая американка заподозрила нищего обожателя в самых презренных помыслах.
При этих мыслях лицо его заливала краска стыда и он давал себе обещание впредь держаться на расстоянии, даже если из-за этого суждено потерять дружеское расположение миссис Линдсей. Но судьба все решила по-другому. Линия каждой жизни начертана на небесах, события развиваются как им положено, и никому не дано изменить их ход.
В то время, когда четверка туристов поднималась на борт, между Томпсоном и капитаном Пипом шел оживленный разговор. Предмет обсуждения был, очевидно, весьма серьезен; Томпсон покраснел и, по своему обыкновению, отчаянно жестикулировал. Капитан же, напротив, невозмутимый, отвечал ему коротким словом или чаще энергичным жестом, который мог означать только категорический отказ. Заинтересованные разговором, миссис Линдсей и ее спутники остановились в нескольких шагах. Впрочем, спор привлек внимание и других пассажиров, столпившихся на верхней палубе.
Все недоумевали оттого, что труба «Симью» не дымилась. Корабль будто и не собирается отплывать, хотя отравление намечено в полночь. Все терялись в догадках и с нетерпением ждали окончания переговоров капитана с администратором, чтобы получить наконец объяснение.
Склянки пробили к ужину, а разговор на палубе и не думал кончаться. Пассажиры заняли свои места, рассчитывая что-нибудь узнать за столом.
Но ужин как начался, так и закончился, а Томпсон не счел нужным удовлетворить любопытство своих сотрапезников. Впрочем, их одолевали и другие заботы.
Жизнь на «Симью» постепенно ухудшалась во всех отношениях. Томпсон, решив, очевидно, что все ему сойдет с рук, то и дело переходил границы дозволенного. Ужин в тот вечер оказался почти несъедобен; возмущение вызвали и крошечные порции. Аппетит у пассажиров только начал разыгрываться, а уже подали десерт.
Все за столом переговаривались, поглядывая на Томпсона, но тот, казалось, чувствовал себя вполне комфортно. Никто, однако, не осмеливался высказать недовольство вслух. Как всегда, первым начал Саундерс, совершенно бесцеремонно обратясь к стюарду скрипучим голосом:
— Стюард!
— Да, сэр,— подошел к нему господин Ростбиф.
— Я съел бы еще кусок этой отвратительной курицы. Считаю, что лучше умереть от отравления, чем от голода.
Господин Ростбиф, кажется, не понял, в чем соль этой великолепной шутки.
— Курицы больше нет, сударь,— ответил он откровенно.
— Тем лучше! — воскликнул Саундерс.— В таком случае дайте что-нибудь другое. Ничто не может быть хуже того, что нам подавали.
— Другое, сударь! — воскликнул Ростбиф.— Но, сударь, на судне больше нет съестного. Господа туристы ничего не оставили на ужин прислуге.
Нужно было слышать, с какой горечью Ростбиф произнес эти слова!
— Господин Ростбиф, вы, верно, смеетесь надо мной? — прогремел Саундерс голосом, в котором слышалось приближение грозы.
— Я, сударь? — удивился Ростбиф.
— В таком случае, что это за шутки? Мы что, терпим здесь бедствие, как на плоту «Медуза»? [104]
Ростбиф развел руками, не понимая, о чем идет речь. Этим жестом он также снимал с себя ответственность, перекладывая ее на Томпсона. А тот, будто ничего не слышал, с отсутствующим видом ковырял во рту зубочисткой. Тогда взбешенный Саундерс стукнул по столу так, что вся посуда подпрыгнула, и рявкнул:
[104] Речь идет о кораблекрушении фрегата «Медуза» в 1816 году в открытом море. Сто сорок девять человек спаслись на плоту «Медуза». Спустя двенадцать дней, когда плот был обнаружен, на нем оставалось лишь пятнадцать умирающих человек.