«Агентурно Х»
Шрифт:
– Вполне, уж больно скоропалительно он умчался. От предателя можно ожидать чего угодно, тем более он мечтал занять место командующего.
– Кто стрелял, не заметили?
– Еще как заметил, эту сволочь я запомнил навсегда, память у меня на лица фотографическая.
– Матрос?
– Не уверен, хотя он был одет в форму. По виду скорее прибалтиец, высокий, бледный такой, усики совсем тонкие, не по матросской моде, бушлат был ему явно короток, на бескозырке читалось «Гангут». Он очень выделялся на фоне наших красномордых детин. Вот еще что, среди моряков, что нас сопровождали, был коммендор с «Гангута» по фамилии, по-моему, Безрукавников, так он мне как-то сказал буквально следующее: «Вы, ваше благородие, не верьте тому, что говорят, будто адмирала убил матрос из нашей команды. Это не так. Убийца — человек чужой, не нашего корабля». Это еще больше подтвердило мои подозрения, что стрелявший был вовсе не матросом.
Окерлунд достал из кармана конверт и протянул его собеседнику.
– Взгляните, не об этом ли человеке идет речь?
Бывший флаг-офицер адмирала Непенина Петр Игнатьевич Тирбах вынул из конверта фотографию.
– Похож, весьма близок, однако полной гарантии дать не могу.
– В чем отличие?
– Тут он как-то полнее лицом, постарше.
– Да, время прошло.
– Кто это?
– Думаю, что это немецкий агент, уходил от меня несколько раз, хитрый и скользкий, как минога. В семнадцатом году чуть не сцапал его. Потом мне самому пришлось бежать. Послушайте, а если бы вы его увидели снова, узнали бы? фотография всего не передает.
– Не знаю, — с сомнением сказал Тирбах. — Я его видел совсем непродолжительное время.
– И все же, — настаивал Окерлунд.
– Что же, давайте попробуем.
– Очень хорошо, каким временем вы располагаете?
– У меня есть, по крайней мере, три дня.
– Думаю, этого будет достаточно. Только нам придется отправиться а Гельсингфорс, или в Хельсинки, как он теперь называется. Не возражаете?
– Не возражаю. А давайте зайдем куда-нибудь, пропустим по стаканчику, что-то мне всю душу разбередил наш разговор, — предложил Тирбах.
– Что же, извольте, — согласился Окерлунд.
Они зашли в ближайшее заведение, выпили, вспоминая и поминая своих товарищей по оружию.
– Вот какова дальнейшая судьба Ольги Васильевны, не ведаю, — с горечью сказал Тирбах. — Какая трагическая доля, господи, они так долго искали друг друга, так любили, а прожили в официальном браке меньше двух месяцев. Каково это овдоветь во второй раз! Я никогда не забуду, как она помогала мне прятать тело своего мужа, омывать его и хоронить. Как она все это выдержала? Знаю, что сразу после похорон Ольга Васильевна уехала в Петроград, боясь прежде всего за жизнь дочери. Я бежал, и пути наши разошлись навсегда.
– А вот здесь могу вас порадовать, Петр Игнатьевич. Ольгу Васильевну мы разыскали под Одессой, она после долгих мытарств и не без помощи нашего брата устроилась заведующей в деревенской школе. Удалось переслать ей немного долларов. На эти деньги Ольгу Васильевну контрабандисты переправили в Турцию, а затем она уехала в Европу. Люся Романова нынче взрослая женщина, вышла замуж за состоятельного бельгийца, маменька соответственно при ней, в Брюсселе. Только пережитое наложило свой отпечаток, Ольга Васильевна сильно подорвала здоровье. Вот так.
– Бог мой, давайте же выпьем за нее.
– Давайте, это прекрасная женщина.
На следующий день офицеры паромом отправились в столицу независимой Финляндии.
1927 год. Апрель. Хельсинки
По прибытии в Хельсинки рано утром следующего дня офицеры прямиком с причала отправились в кафе, которое располагалось на углу улиц Алексантеринкату и Унионкату. В кафе их поджидал еще один человек.
– Доброе утро, господа, — поприветствовал он Окерлунда и Тирбаха. — Разрешите представиться, капитан первого ранга Сташевский Владимир Арсеньевич.
Тирбах представился в свою очередь.
– Наслышан, наслышан о вас, Петр Игнатьевич, а вот вы обо мне, скорее всего, не слыхали.
– Владимир Арсеньевич долгие годы был нашим военно-морским агентом в Швеции, — пояснил Окерлунд.
– Не хотите ли позавтракать? — участливо спросил Сташевский.
– Очень хорошо, мы не возражаем, — бодро сказал Окерлунд.
Они заказали кофе и горячие булочки.
– Итак, к делу, господа, — сказал Сташевский, после того как было покончено с легким завтраком. — Старший лейтенант Безкровный следит за субъектом и даст нам знать, как только тот выйдет из дома, где проживает под именем Питера Остермана. В бывшем доме купца Киселева, который мы сейчас наблюдаем из окна, господин Остерман работает заместителем управляющего финского подразделения консалтинговой фирмы «Фабиан-Клингслянд». Эта фирма существует давно, она была открыта еще до революции как междуна родная торговая копания. Теперь они научают молодую финскую буржуазию, как вести дела в Европе, имеют весьма широкую клиентуру и неплохую репутацию. Только все это ширма, да-с, прикрытие, ранее она была центром подрывной революционной деятельности и шпионажа под эгидой ведомства Вальтера Николаи, с тех пор почти ничего не изменилось, хозяева те же, а основная деятельность — шпионаж против России.
– Откуда вам это известно? — спросил с интересом Тирбах.
– Я плотно сотрудничаю с советской контрразведкой, — ответил Сташевский.
– Не понимаю, извольте объясниться, — внутренне напрягаясь, произнес Тирбах.
– Успокойтесь, Петр Игнатьевич, — стал увещевать его Окерлунд. — У Советов нет толковых агентов, вот они и обратились за консультационной помощью к Владимиру Арсеньевичу, а нам это на руку.
– Боюсь, что этого недостаточно, Рагнар Ансельмович, — спокойно сказал Сташевский. — Я объясню свою позицию. Я не стал коммунистом и большевиком и не присягал им, но я русский, я патриот, и когда России грозит опасность, не считаю возможным находиться в стороне. Да, у власти сейчас стоят не те люди, которых бы мы хотели видеть, но их выбрал русский народ, и мы должны уважать этот выбор, каким бы неправильным он нам ни казался. Нам скорее надо разобраться в себе и в том, почему в 1917 году все пришло к краху. И за кровь замученных офицеров отвечает не только озверевшее быдло, но и мы сами, допустившие эту крайность. Агония происходила на наших глазах, и все случилось не в одночасье. Так вот еще в 1918 году ко мне лично обратился адмирал Беренс, бывший в то время начальником Морского генерального штаба, и попросил, как он тогда выразился, «стать беспристрастным оценщиком военно-политического и международно-морского положения». Я счел невозможным отказать Беренсу, моему боевому товарищу. Так вот, чтобы вы знали, в данный момент определенные круги Германии и Швеции настойчиво подталкивают финнов к военному захвату Карелии. Господин Остерман занимается проведением этой политики непосредственно. В Петрограде год назад взяли немецкого шпиона, он в обмен на обещание сохранения жизни и поведал об этой конторе и господине Остермане. Потом оказалась, что за этим господином тянется давнишний след.
– Хочу добавить, — вступил в разговор Окерлунд, — что благодаря Владимиру Арсеньевичу удалось спасти не один десяток офицеров и членов их семей, и меня он буквально выдернул из лап ЧК. Владимир Арсеньевич ставит условия жестко, а большевикам деваться некуда. Вот такой симбиоз получается.
– Вас удовлетворили мои объяснения? — все таким же ровным тоном спросил Сташевский.
– Извините, Владимир Арсеньевич, — со вздохом сказал Тирбах, — вы правы, вы кругом правы.
– Очень хорошо, — по обыкновению ввернул Окерлунд.
В этот момент к ним подошел официант.
– Господин Сташевский, вас к телефону, — сказал он.
Вскоре Сташевский вернулся за столик.
– Ну вот, Петр Игнатьевич, теперь ваш черед, Остерман вышел из дома и направляется сюда. Это рядом, так что будет минут через семь, вы сможете увидеть его через окно, смотрите внимательно, пожалуйста.
Действительно, через вышеозначенный промежуток времени из-за угла вывернул высокого роста человек, одетый в элегантное пальто и, помахивая тростью, не торопясь, направился к конторе. Прямо у входа его окликнули, и он, с минуту энергично жестикулируя, что-то объяснял какому-то прохожему, скорее всего, заблудившемуся приезжему. Прохожий суетился, порываясь уйти, но, видимо, не в ту сторону.