АГХОРА III. Закон кармы
Шрифт:
– Британии повезло в том, что за неё вступилась Америка, – с горечью признавал он. – Иначе аргентинские бомбардировщики потопили бы весь английский флот. Американцы поставили аргентинцам бомбы, но в бомбах были негодные взрыватели. Без нормального взрывателя ни одна бомба не сработает. Рискнули бы американцы подложить такую свинью кому-нибудь ещё? Нет, они сделали это только ради Тэтчер. Она – хитрый политик. Она тонко играет на предрассудках Рейгана, внушая ему, что весь англоязычный мир должен держаться вместе. И Рейган клюнул и попался на её удочку.
–
– А какая карма у аргентинцев? Чем они её заработали?
– Чем-то заработали, таков закон кармы. Их убитым солдатам суждено было пасть от руки англичанина или гурка, которые вторглись на их острова. Тут другого мнения быть не может. А что касается аргентинских генералов… Вспомни, какие горы злых карм они возложили на себя, когда невинные люди один за другим «исчезали» по их повелению. И эти кармы рано или поздно настигнут их.
– Значит, этот разгром – для генералов только начало?
– О да. У них же все руки в крови, им придётся порядком пострадать. Закон кармы о них позаботится, как позаботился он об одном иранском шахе.
– Ты имеешь в виду последнего иранского шаха? Того, который будто бы установил золотой унитаз в своём личном реактивном самолёте?
– Да, того самого. Ты помнишь, что он проходил коронацию в древнеперсидской столице Персеполисе?
– Ну да.
– Персеполис был необитаем несколько столетий и представлял собой весьма печальное зрелище до тех пор, пока шаху не пришла в голову мысль возродить его. Он хотел показать всем, что он законный наследник великих персидских императоров прошлого: Кира, Дария, Ксеркса. Но он не подумал о том, как отнесутся великие монархи к тому, что какой-то недотепа посягает на их древний престол. Когда спящие мёртвым сном духи ушедших правителей были разбужены суетой шаха, они стали спрашивать друг друга: «Что это за балбес тужится тут изо всех сил, чтобы сравниться с нами?» Взглянув на него со своей высоты, они увидели, что никакой это не король, а ничем не примечательный офицерский сынок, совершивший дворцовый переворот и назвавший себя шахом. И речи его были сродни пустому и озлобленному собачьему лаю. Наглость этого «шаха», в котором не было ничего шахского (то есть «шахи» – царственного, величественного), привела в ярость покойных императоров, и они прокляли его. Эти клятвы и положили конец его правлению, точно также, как проклятия царей Тибо, Ваджид-али-Шаха и Бахадур Шах Зафара положили конец существованию Британской империи. Если бы шах оставался тем, кем он был, и не строил из себя того, кем он не был, он и по сей день мог бы править Ираном.
– А если бы он действительно был царского рода? Сыграло бы это какую-то роль? Если бы он действительно происходил из завоевателей…
– Может быть, и сыграло бы. На худой конец, он сумел бы понять, в какое тяжёлое и непривлекательное положение он себя ставит.
– Уж не Сатурн ли вдохновил его на идею этой коронации?
– А кто же ещё? Очевидно, что шах исчерпал свою добрую карму, и ему настала пора испытать на себе последствия мириадов своих злых карм. Винаша кале випарита буддхи – «когда приходит время твоей гибели, у тебя мутится разум».
– И мутит его именно Сатурн…
– Это его работа.
– Справляется он с ней хорошо.
– Вспоминай об этом всякий раз, как думаешь о Сатурне.
** *
Когда весной 1982 года Редстоун в очередной раз одержал убедительную победу, Вималананда заподозрил, что его конь может «далеко пойти», иными словами, победить в индийских классических скачках. Наши лошади продолжали тренироваться для состязаний в Пуне, и как-то по пути туда Вималананда поделился со мной своими чувствами:
– Знаешь, Робби, я думал, что мне надоело жить – но нет! Пока нет. Твой старикашка ещё полон жизни! И знаешь кого я должен за это благодарить? Мамрабахен! Если бы не она, я никогда вновь не взялся бы за лошадей. Она завлекла меня. Разумеется, у неё были свои планы, но ей я обязан не только тревогами и неприятностями, но и, в не меньшей степени, радостями и удовольствиями, которых я лишился бы, не будь она столь настойчивой.
Он замолк, отдавшись своим мыслям, а затем неожиданно начал:
– Несколько лет назад жил в Гирнаре один садху. Однажды он решил на некоторое время удалиться в джунгли, чтобы предаться там медитации. Это был очень хороший садху, и дело его пошло так успешно, что Индра испугался и решил послать к нему апсарас, чтобы расшевелить его.
В мифологии пуран Индра всегда посылает какую-нибудь апсарас, чтобы помешать медитации того или иного садху, потому что трудяга садху при достаточно напряжённой аскезе может достичь такой силы, которая вознесёт его до состояния самого Индры. Разве Индре это понравится? Конечно, он старается принять меры, чтобы обезопасить своё положение.
– Апсарас слетела к садху, надеясь подразнить его и помучить, но он настолько глубоко ушёл в медитацию, что совершенно не замечал, что происходит вокруг. Тогда сделавшись при помощи сиддхи маленькой, как муха, она стала на нём танцевать. Но и это не помогало. Сначала она танцевала на его туловище, затем – на его лице, и наконец она прыгнула на его космы. Тут он почувствовал некоторое беспокойство, осознал происходящее и сильно разгневался. «Чтоб ты превратилась в обезьяну!» – воскликнул он, и сейчас же она стала обезьяной. От горя она начала плакать, но он велел ей затихнуть и не переживать. Он отнёс её в ашрам и приказал ученикам кормить её лучшей пищей и угощать сладостями, когда бы она ни попросила. Вскоре садху покинул тело, а обезьяна продолжала жить в ашраме. Когда она умерла, её с почётом кремировали и установили ей памятник рядом с памятником самого садху.