Агитбригада

Фонд А.

В другое время я бы посмеялся или повозмущался над этим бредом, но сейчас мои мысли занимал единственный вопрос — как и что мне делать? Наконец, Зубатов дочитал вежливо позёвывающим крестьянам руководящие антирелигиозные тезисы и народ, взбодрившись, потянулся к выходу, стараясь поскорее покинуть душное помещение и общество душного лектора.

— Собери здесь всё и отнеси на бригаду, — велел мне Зубатов демонстративно пренебрежительным тоном, а я и так был в таком состоянии, что мог

сейчас взорваться от малейшего слова.

Пришлось взять себя в руки:

— А ты? — выдавил из себя я.

— Не твоё дело! — вспылил он.

— А если Гудков спросит?

— Скажи, агитировать пошел, — отрезал Зубатов, давая понять, что всё, разговор закончен.

Не буду говорить, как сильно я обрадовался, что не придётся идти с ним вместе. Торопливо собрал все бумажки в большую стопку, подвязал холстиной, закинул на плечо и вышел во двор, с облегчением вдыхая свежий воздух, чуть горьковатый от запахов палой осенней листвы. Я решил идти по другой дороге, чтобы заскочить туда, к болоту, может, удастся разузнать хоть что-нибудь.

По дороге домой я повстречал Сомова, который шел навстречу. Увидев меня, он разулыбался:

— Здарова, Генка! — видно было, что он рад меня видеть, — ты откуда и куда?

— Здравствуйте, Герасим Иванович, — вежливо ответил я, в душе досадуя за задержку, — из клуба иду, домой уже. Зубатов там лекцию читал, а я вот помогаю.

— Лекцию? — усмехнулся Сомов, — селянам эти лекции как мёртвому припарка, но всё равно все ходят. А знаешь почему?

— Почему? — проявил вежливость я.

— А других развлечений в деревне и нету. А тут хоть какое-то оживление. Вот и ходят.

Я не знал, что ответить, стоял и думал, что бы такое сказать, чтобы вежливо было.

— Ты это… — сказал вдруг Сомов, закашлявшись.

— Что? — не понял я.

— Погоди, — остановился Сомов и, оглянувшись вокруг, тихо сказал, — а что тебе ещё снилось?

— Да ничего вроде, — сначала не понял я (мыслями был там, рядом с Анфисой).

— Я о том сне, где мой прадед… — терпеливо принялся объяснять Сомов, — он ещё что-то говорил?

— Говорил, — вспомнил я вторую просьбу Серафима Кузьмича, — сказал передать вам его запрет сыпать дуст под капусту.

— П-почему? — от удивления Герасим аж заикаться стал.

— Потому что это яд, — сказал я.

— Он так сказал?

— Он.

— И всё?

— Да вроде и всё.

— Ну ты это… если что вспомнишь ещё — говори, — сказал Сомов и быстрым шагом пошел дальше.

Вот жук! Значит нашел-таки клад. И даже ни слова не сказал.

Сплюнув с досады, я пошел своей дорогой.

По мере приближения к болотцу, мой шаг становился всё медленнее и медленнее. Не сказать, что я думал, что это

из-за меня её убили — никто не видел, как я к ней приходил. И это точно. Тем более, что тут такого — мало ли почему я пришел? Может, с агитбригады с поручением прислали. Нет, это явно не повод убивать. Тогда что? Проболталась своему Василию о нашей связи? Или пошла сдуру троллить его, что мол, вот на меня как парни ведутся, а он приревновал и убил?

Да нет, бред какой-то. Ему явно было фиолетово на неё.

А кто тогда? Отец? Тоже вряд ли. Если после обмазанного дёгтем забора не убил. То сейчас тем более. Всё-таки родная дочь. К тому же, как я понял — единственная.

От болотца тянуло сыростью, торфом и сладковатым вереском. Земля под ногами зачавкала. Я старался искать место, куда ставить ногу — не хватало ещё ботинки промочить.

Чуть в стороне, в камышах, послышались голоса. Я ускорился.

Через пару шагов вышел к людям.

— А ты чего здесь делаешь? — сердито спросил Гудков.

— Зубатов сказал передать, что он ушел агитировать, — сказал я, немного подкорректировав, как всё действительно было.

— Ладно, иди уже, — чуть смягчился тон Гудкова, — девчатам нашим скажи, что мы тут задержимся.

— А где Анфиса? — спросил я, сглотнув комок в горле. — я гляну только.

— Перебьешься, — рыкнул Гудков. — Тем более её уже в холодную увезли. Следователь из города приехал. Разбираться теперь будет.

— Но…

— Иди давай! — повысил голос Гудков и добавил, — ишь, любопытный какой.

Пришлось уйти. Для виду. На самом деле, я немного отошел в сторону и, как только меня скрыли камыши, тихонечко, по кругу, вернулся, но так, чтобы меня видно не было. Голоса было слышно чуть сбоку, но глухо. Слова различить было тяжело.

— Енох, — тихо позвал я.

Ноль реакции.

— Енох, мать твою! — иди сюда! А то я сейчас твою деревяшку прямо тут утоплю! — зашипел я.

— И что ты так сердишься? — замерцал Енох и сообщил преисполненным добродетели голосом. — Перестань гневаться и оставь ярость; ибо дающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю…*

— Ты можешь пойти послушать, о чём они говорят?

— Могу. Но не хочу, — с чувством титанического самоуважения ответил призрак.

Я вытащил из-за пазухи дощечку и продемонстрировал строптивому недоразумению.

— Да понял я! — вспыхнул Енох и исчез.

Я остался в одиночестве. Рядом звенел комар, невзирая на холодную погоду. Очевидно на болоте был свой микроклимат или свои комариные законы. Зябко поёжившись, я приготовился ждать.

Енох появился минут через десять и сразу заявил: