Агрессия
Шрифт:
– Это бессмысленно, - вдруг проронила женщина.
Голос у нее был усталым, но приятным. Андрей посмотрел на нее и вдруг понял, что женщина гораздо моложе, чем ему показалось сначала. Лет на десять точно. Она по-прежнему смотрела на угли, но теперь в ее взгляде отражались не только отсветы угасающего костра, а еще и хоть какие-то мысли. Грустные и тревожные, но не пустота, как раньше.
– Что бессмысленно?
– тихо спросил Андрей.
– Мы были в Гатчине, когда все началось. Первый подъем был самым страшным.
– Это случилось… давно?
– Иногда мне кажется, что прошла целая вечность. А мы все идем, идем… и неизвестно, сколько еще будем идти. Многие до сих пор остаются в городе. Не хотят уходить, надеются на откат. Как в Новосибирске. Я тоже надеялась. Загадала, если поднимется так, что будет видна Луга, уйду, а если нет, останусь до конца. Неделю назад сын показал мне в бинокль Лугу. Прямо из окна нашего дома на Малой Балканской. А три дня назад мы не смогли ее рассмотреть. Город поднялся еще на двадцать метров. Край пробки перекрыл видимость.
– Пробки?
– Платформы, - женщина пожала плечами.
– Скалы. Цилиндра. Не вижу разницы. Где-то услышала, как это сравнивают с пробкой, которая рывками выползает из бутылки и поднимает на себе целый город. Представить страшно. Каменная пробка тридцати километров в диаметре. И что будет дальше? Что будет, когда откупорится бутылка? «Брызги шампанского» разлетятся до Москвы и Хельсинки?
– На скальной «пробке» уместился весь Петербург?
– Андрей попытался скрыть удивление, но, видимо, у него не получилось.
– Вы не местный?
– женщина наконец взглянула на Лунева.
– Вы с юга? Такой загорелый.
– Да, - не стал юлить Андрей.
– Я же говорила, мы были в Гатчине. Теперь этот городок на краю зоны, в нескольких километрах от питерской стены. Вернее, то, что от него осталось. Когда скала поднялась выше крыш, на него посыпалось и полилось такое… лучше не вспоминать. У подножия пробки теперь везде огромные отвалы из земли, мусора, деревьев, машин и бог знает чего еще. И с каждым рывком они будто бы оживают, перемешиваются. Это очень страшно выглядит.
– А как вы спустились?
– По канатной дороге. Пока еще можно. Тросов хватает. Потом будут вывозить вертолетами. И сейчас вывозят, но мало.
– А почему вы идете пешком?
– На машинах вывозят ценности. Мы не в обиде. Времени мало, надо успеть. А мы дойдем. Завтра выйдем из зоны и… разъедемся, кто куда. Но это бессмысленно. Нигде не спрятаться. Новая зона может возникнуть, где угодно. И еще неизвестно, какая в ней
– Был, - кивнул Андрей.
– Вы правы, спрятаться не получится. Сколько отсюда до скалы?
– Километров семь-восемь, но это до границы отвалов. Дальше не пройти. Если хотите подняться в город, надо двигаться вдоль отвалов вправо. Канатная дорога там. Вы хотите кого-то найти?
– Почему вы так решили?
– Не знаю, - женщина пожала плечами.
– Зачем еще идти в город? На мародера вы не похожи. Или… я неправильно поняла ваш вопрос? Вы ведь в город собрались?
– Да, собрался, - Андрей прислушался.
Вдалеке послышался гул множества моторов. По какой-то дороге за лесом шла большая колонна. Звук медленно смещался на юго-восток.
– Вечером они уезжают, к утру возвращаются, - сказала женщина.
– Если запишетесь в ДСБ, могут подбросить до канатки.
– Спасибо за совет. А ДСБ это…
– Добровольная спасательная бригада. В ней ценят таких крепких мужчин. Шоссе там, километра полтора отсюда. Но вернутся они только на рассвете. Оставайтесь. Хотите консервы? Хорошие, калининградские. Я открыла, но даже не притронулась. Не лезет.
Она подала Андрею банку рыбных консервов и складишок.
– Спасибо, но…
– Не волнуйтесь, с этим у нас нет проблем. Консервы и воду привозят два раза в день. Алексей за этим строго следит. Он выводит из зоны уже не первую колонну беженцев. Дети называют его сталкером. Алексом Шухартом. И откуда они это взяли? Ведь Стругацких они не читали, я точно знаю. Но слово это знают все. Даже играют в «сталкеров и квестеров». Забавно, да?
– В общем, да, - Андрей начал есть.
– А ваш сын здесь?
– Там, бегает с другими ребятами. У детей батарейки подзаряжаются быстро. Отдохнули пять минут, проглотили что-нибудь, и дальше бегать.
Андрей доел консервы и сказал:
– Спасибо… Как вас зовут?
– Марина.
– Андрей. Спасибо, Марина. И за ужин, и за информацию, и за приветливость.
– Не за что, Андрей. Вы хорошо сказали, «приветливость». Мы разучились быть приветливыми в обычной жизни, и вспомнили, что это такое, когда нам всем стало плохо. Почему?
– Не знаю. Но было бы хуже, если б мы все обозлились. Ведь бывает и так.
– Бывает. Но не здесь. Пока было непонятно, что происходит, люди нервничали, искали виноватых, даже злились. А потом вдруг перестали. Начали помогать друг другу. Один знакомый спасатель… он уже давно работает в аномальных зонах… говорил, что в этом Питерская зона почти уникальна. Есть даже теория, что скала издает какие-то особые колебания, которые успокаивают людей, открывают им глаза на вечные ценности и что-то там еще в этом роде. Не помню, как это назвали… какой-то «голос» или «призыв». То ли «недр», то ли «гор».