Ахиллесова пята разведки
Шрифт:
«Президент просит Вас при личной встречи с господином Сталиным передать от имени Президента следующее послание: „Господин Гопкинс находится в Москве по моей просьбе для того, чтобы обсудить с Вами лично или другими официальными лицами, которых Вы, возможно, назначите, жизненно важный вопрос о том, как мы можем наиболее быстро и эффективно предоставить помощь, которую Соединенные Штаты способны оказать Вашей стране в ее великолепном сопротивлении вероломной агрессии гитлеровской Германии.
Я уже уведомил Вашего посла, господина Уманского, что правительство Соединенных Штатов окажет всю возможную помощь в получении вооружения, снаряжения и других видов снабжения, необходимых для удовлетворения самых неотложных нужд и которые могут быть доставлены для реального использования в Вашей стране в ближайшие два месяца.
…Поездка господина Гопкинса в Москву в настоящее время будет, по моему мнению, исключительно важной, так как в результате ее нам здесь, в Соединенных Штатах, станут ясны Ваши срочные нужды, мы сможем прийти к наиболее эффективным решениям о том, как упростить организацию поставок и ускорить их…
Я прошу относиться к господину Гопкинсу с таким же доверием, какое Вы испытывали, если бы говорили лично со мной.
Разрешите мне в заключение выразить общее для нас всех в Соединенных Штатах восхищение замечательной храбростью, проявленной русским народом в деле защиты своей свободы, в борьбе за независимость России"».
Визит Гопкинса в Москву завершился 1 августа 1941 года. В этот же день он возвратился в Архангельск и утром вылетел в Англию.
Вряд ли стоит кому-либо доказывать сегодня, сколь важен был этот визит американского представителя для нашей страны.
Президент США писал о «самых срочных нуждах». Сколько их было тогда у нас этих «самых самых». Понимали это и в Разведуправлении, понимал и лейтенант Гончар. Он сделал все от него зависящее. Вопросы обеспечения безопасности, встречи, проводов «начальника штаба Белого дома», как называли в США Гарри Гопкинса, решались через радиостанцию военной разведки. С 26 июля по 2 августа она, эта радиостанция, держала практически непрерывную связь с Центром, Народными комиссариатами иностранных и внутренних дел.
Давая оценку визита, посол США в Москве Штейнгардт докладывал в госдепартамент: «Прием, оказанный Гарри Гопкинсу советским правительством, и необычное внимание, уделенное ему советской печатью, ясно показывает, что правительство придает исключительно важное значение его визиту…
Гопкинс был быстро принят Сталиным, который дал ему весьма продолжительное интервью и обсуждал с откровенностью, не имеющей, насколько мне известно, прецедента в новейшей истории, цель его миссии и положение Советского Союза. Все советские газеты поместили фотографии и сообщения о визите на первых страницах, что имеет гораздо большее значение, чем во всякой другой стране.
Я уверен, что визит был исключительно приятен советскому правительству и что, как покажет будущее, он оказал самое благоприятное влияние на советско-американские отношения в целом и, в частности, значительно стимулировал советские военные усилия».
Сам Гопкинс после возращения в США заявил: «После моего совещания в России со Сталиным у меня создалось впечатление, что президент должен установить личную связь со Сталиным».
Таким было начало союзнической помощи. В 1970 году в интервью «Комсомольской правде» маршал Георгий Жуков скажет: «Эту помощь не надо сбрасывать со счетов. Она, безусловно, сыграла свою роль. Из Англии и Америки мы получали порох, высокооктановый бензин, сталь некоторых марок, Паровозы, самолеты, автомобили, продовольствие. Но это была лишь небольшая часть всего, что требовала война».
Обеспечение радиосвязью миссии Гарри Гопкинса в Москву — один из примеров выполнения тех самых, особых задач, которые выходят за рамки служебных обязанностей спецрадиосвязи.
Что касается организации связи в ходе крупных правительственных и межгосударственных военно-политических мероприятий, при проведении особых операций Верховного командования, то тут порою складывалась такая обстановка, что спецрадиосвязь военной разведки была единственным возможным средством доставки информации.
Так было и во время встречи «Большой тройки» — И.Сталина, Ф.Рузвельта и У.Черчилля в 1943 году, когда радисты Разведуправления держали связь Тегерана с Москвой; и в период проведения труднейшей операции по переброске польской делегации из глубокого немецкого тыла в советскую столицу; и при обеспечении связью спецгруппы 1-го Белорусского фронта, проводившей арест преемника Гитлера — гросс-адмирала Деница и его правительства в 1945 году.
У каждого задания были свои особые черты, сложности, проблемы. Они не повторялись никогда. Обстановка, в которую попадали разведчики-радисты, требовала высокого профессионального мастерства, технических знаний, умения мыслить нестандартно.
Тысячи тайных «сверчков»
Разведчики-радисты — это особое племя людей. Не смею обидеть фронтовиков, ибо кто может сказать, где было труднее, опаснее — в морском бою, в воздухе, в горячей танковой атаке или в обороне в пехотном окопе. Всюду смерть на пятки наступала солдату. А ему приходилось сражаться там, где приказывали. Солдат службу не выбирает.
«Верна поговорка, да не про нашу честь», — говорят разведчики-радисты. Они-то как раз службу выбирали сами.
За ними не было заградотрядов и всевидящего ока военной разведки «СМЕРШ». На фронте не хватало бойцов, а разведчиков-радистов отбирали поштучно, просеивали через такое сито спецпроверок, что теперь и поверить трудно. И даже после всего этого они имели право отказаться.
Я часто думаю сегодня, когда в нашей стране попраны честь и совесть, а патриотизм стал чуть ли не насмешкой над человеком, что означало тогда добровольно пойти в разведчики-радисты? Для девушки, для юноши совсем в юном возрасте самому шагнуть в тыл врага. В лапы мощнейшей карательной системы, моторизованной, подвижной, оснащенной передовой пеленгаторной техникой.
Пойти в леса и болота, где на сотни верст враги, где нет соседа ни слева, ни справа, а голос «Большой земли» — лишь мерцающий писк «морзянки».
Это могло означать только одно: великое самопожертвование во имя Родины. Понимаю: режут слух высокие слова. Понимаю: кое-кто из нынешней молодежи верит в них не больше, чем в сказку. А ведь все это было с нами, с нашей страной, с дедами тех, кто и в мирную-то армию идти не хочет. А фронт… Не дай Бог, нам с кем-нибудь воевать. Остается лишь надеяться, что и на завтра судьба припасла мир. Ибо смею утверждать: к войне мы теперь не готовы.
Правда, мы и в сорок первом не очень были готовы. Но дух народа был крепок. Мне рассказывал ветеран военной разведки, человек в ГРУ уважаемый и заслуженный, мой земляк — смолянин Александр Никифорович Никифоров — поразительные случаи из жизни курсантов сормовской школы радистов. Вот уж поистине сказка для нынешнего поколения.
Как-то боец школы, девушка, умолчала о том, что родители были раскулачены. «Смершевцы» докопались, ее отчислили. Как плакала она, просила. Прошло столько лет, а ее ротный командир Никифоров до сих пор помнит те слезы и мольбы.