«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Шрифт:
Он выбросил руку в приветствии, давая тем самым понять, что совещание окончено. В полном молчании летчики поднялись и стали расходиться. Ралль попросил командиров эскадрилий остаться.
– Господа, – сказал Ралль, когда рядовые летчики вышли. – Я уполномочен передать вам секретную директиву командира 52-й эскадры полковника Храбака. Согласно этой директиве нам следует организовать охоту за несколькими русскими летчиками, в частности, за Покрышкиным, Глинкой, Фадеевым, Семенишиным, Скомороховым, Горбуновым. Особенно опасен Покрышкин. Кроме того, что он регулярно сбивает наши самолеты – летчики говорят, что на его самолете «кобра» под номером 13 установлены особо мощные пушки, от удара
Эрих Хартманн ожидал командира, прогуливаясь у палатки. За последнее время они с Вальтером не только «слетались», но и подружились на земле.
– Буби! – радостно воскликнул Крупински, появляясь на свет божий из сумрака палатки. – Буби! Наши планы совпадают с приказом командира эскадры. Приказано охотиться за русскими асами, в том числе и Фадеевым. Еще назвали Покрышкина, Глинку…
– Покрышкина – бр-р! – Хартманн скривился, словно в рот попало что-то кислое. В памяти еще были свежи воспоминания о бое над Цемесской бухтой, когда он чудом остался жив.
– Ладно, черт с ним, с Покрышкиным. Меня интересует только Фадеев!
Они направились к стоянке своих самолетов. По пути Круппи вновь стал рассказывать о своем столкновении с Фадеевым.
– Представляешь, вчера, под вечер, он засек меня сразу, как только я за ним увязался, и, резко отработав рулями, увернулся и проскользнул вниз. Рванув за ним, я было потерял скорость, но все же успел поймать его в прицел. Даю короткую очередь… Мимо! Проклятие! Он опять увернулся, – Крупински показал руками эволюции русского, – и исчез из моего поля зрения. Этот парень хорошо знает сильные стороны своей «кобры». Мне еще не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь выделывал на ней такие пируэты. Я думал, у него отвалятся плоскости. Но плоскости остались на месте, а этот русский начал танцевать со мной какой-то дьявольский танец. Дважды я стрелял, но мои трассы проходили мимо. Зато он после одного из виражей умудрился сесть мне на «хвост». Представляешь? Теперь уж мне пришлось изворачиваться, но в конце концов он все-таки всадил в меня очередь, угодил куда надо. Пришлось садиться на «живот», – уже совсем не весело закончил Крупински.
– Да уж. О твоей посадке знает уже вся эскадра, – улыбнулся Хартманн.
Действительно, это была эффектная посадка. Крупински прочесал брюхом своего «мессершмитта» длинную полосу на кубанском лугу, заминированном немецкими пехотинцами. Пока самолет, как утюг, несся по траве, одна за одной за ним взрывались мины. Крупински же решил, что его обстреливает советская артиллерия, поэтому, едва самолет остановился, он выбрался из кабины и хотел броситься в кусты. Он уже находился на плоскости «мессершмитта», когда услышал окрик на немецком языке. Кричал пехотинец, внимание которого
Целых два часа потом понадобилось его однополчанам для того, чтобы с помощью миноискателей освободить пилота. После этого происшествия, реакции, которую оно вызвало у пилотов эскадры, Вальтер просто сгорал от нетерпения снова схлестнуться с Фадеевым.
– Как ты себя чувствуешь после вчерашнего «дня рождения»? Визита к Хельге? – поинтересовался Хартманн. Накануне Крупински здорово напился.
– Не волнуйся, малыш, я в прекрасной форме.
Они подошли к ожидавшим их летчикам эскадрильи. Хартманн поздоровался с Хансом Биркнером. Имея на своем счету восемь сбитых самолетов и сто десять боевых вылетов, Эрих в двадцатых числах апреля был назначен ведущим пары, а Ханс стал его ведомым.
Теперь Эрих мог реализовать свои планы относительно тактики ведения воздушного боя. По этому поводу у них вчера на «дне рождения» Крупински состоялся серьезный разговор. Оба признали, что в связи с продвижением германских войск в глубь России фронт расширился настолько, что истребителей для его прикрытия уже не хватало. Линии коммуникаций растянулись, снабжение подразделений топливом и запасными частями для самолетов резко ослабилось. А эти зимы! Из-за непогоды увеличивалось количество аварий, ухудшились условия для работы техников.
– Знаешь ли ты, Ханс, – угрюмо говорил захмелевший Хартманн, – что на фронте протяженностью более трех тысяч километров у нас осталось только четыре истребительных эскадры, из которых в одной только две группы самолетов. Знаешь ли ты, что мы несем большие потери, а новое пополнение уже не имеет такой подготовки, какую получили мы в свое время. Чтобы выжить в этой войне, надо применять новую тактику. Иначе все погибнем…
Он замолчал и стал цедить шнапс мелкими глотками. Ханс терпеливо ждал, когда он продолжит. И дождался.
– Нашим козырем должна стать внезапность. Понял? Внезапность. Забрался повыше, наши моторы сильнее, зашел со стороны солнца и атаковал. Добился успеха или нет – неважно, быстро уходи вверх, там осмотрись, оцени обстановку и, если есть возможность, атакуй вновь. Заходи снизу, как это делает Ралль. Всегда держать себя под контролем, не бросаться в бой сломя голову. Маневрируй быстро и агрессивно, огонь открывай с близкой дистанции, когда твой прицел будет полностью заполнен вражеским самолетом… Если будем так драться, тогда, может быть, выживем.
Биркнер заметил, что, став командиром пары, Хартманн какое-то время подражал Вальтеру Крупински, но это длилось недолго; очень быстро у него выработался свой почерк: спокойные, хладнокровные действия в бою и простое, доступное поведение на земле.
Ралль всячески поощрял в своей группе дух соперничества. Стремление быть первым в группе, в эскадре, даже в люфтваффе, знать, что о тебе все говорят, что о тебе пишут в газетах – все это подталкивало летчиков к риску, становилось мощной движущей силой.
По ночам пилоты собирались вместе, слушали новости, знакомились с показателями боевой работы каждого, которые вывешивались на специальной доске, обсуждали случаи, которые происходили с отдельными из пилотов. Постоянно растущее число сбитых русских самолетов усиливало уверенность в себе у одних, подогревало честолюбие у других и в целом поддерживало боевой дух в коллективе группы.
Такие традиции в 52-й эскадре заложил Иоханнес Штайнхоф, начинавший командиром эскадрильи, а затем ставший командиром второй группы в эскадре. Через его руки прошли многие из тех, кто впоследствии стал известным асом в люфтваффе. Среди них были Ханс-Иохим Марсель, Вилли Батц. А Вальтер Крупински, по прибытии на Восточный фронт, летал ведомым Штайнхофа.