Аида. Отмеченная тьмой

Гаврик Зинаида Владимировна

– Хозяина? – Удивлённо повторила Аида, повернувшись к Дэну, - И что это значит? Подожди… Неужели?

– Да, это я создал Ровеллу, – ровным голосом произнёс бог, не сводя взгляд с духа долины. – Это мой первый мир.

Аида ахнула. В голове стремительно выстраивалась полная картина происходящего. У неё на секунду перехватило дыхание.

– Но… как же это… получается, что ты… - девушка никак не могла сформулировать сотни вопросов, рвущихся наружу. Разозлившись на себя, она яростно тряхнула головой. – Вот что. Я заслужила знать правду. Рассказывай!

–

Погоди. Дай хотя бы поздороваться, – наконец-то улыбнулся бог. И это была очень тёплая улыбка. А с Вазараном стали происходить удивительные изменения. Он вдруг резко помолодел и через мгновение перед ними стоял подросток с разбитыми коленками и упрямыми зелёными глазами. Тот самый, которого Аида встретила в пещере, возле костра. Она устала удивляться и только махнула рукой. А малец сделал несколько робких шагов навстречу Дэну, а потом внезапно кинулся к нему и обхватил за пояс, как будто маленький мальчик, который встретил отца после неимоверно долгой разлуки.

У Аиды снова перехватило дыхание от того, сколько горячего нетерпения было в этом жесте. Века ожидания, где каждая секунда пропитана надеждой на то, что однажды бог вернётся в свой покинутый мир. И внутреннее опустошение от тяжкого понимания – он не хочет сюда, он ушёл навсегда. Всё это девушка поняла без слов, каким-то сверх-чутьём. А может, благодаря их неразрывной связи с Дэном.

Спустя какое-то время, они, все трое, сидели кругом на мягкой траве, задумчиво созерцая пляшущие языки пламени зажжённого тут же костра. Вазаран так и остался мальчиком, и как-то чувствовалось, что этот облик ему значительно ближе.

Когда Аида уже отчаялась услышать хоть какое-то объяснение происходящего, Дэн, наконец-то, соизволил начать рассказ. Его тихий вкрадчивый голос, казалось, разносится на всю долину.

– В то время я был молодым беспечным богом, который только-только познал вкус могущества. Кровь кипела во мне и требовала выхода. И вот, повинуясь одному только мановению руки, возник прекраснейший из миров, который только можно себе представить. Я открыл его всем желающим и упивался восхищением каждого, кто видел чудесное творение.

Однако, во время моих путешествий по вселенной, несколько негодяев проникли в Ровеллу и каким-то образом сумели добраться до, тогда ещё мягкого и горячего, сердца юного мира. Надо ли тебе рассказывать, что такое боль? Я надеюсь, ты никогда не узнаешь этого чувства, как от живой плоти отрезают кусок за куском. Но ещё сильнее были душевные мучения, когда я, разбитый и чумазый, брёл по иссохшей земле, покрытой огромными трещинами и трупами увядших цветов, жухлой травы и выгоревших деревьев. Вот тогда я плакал первый и последний раз, горько и безнадёжно, не веря в жестокость людей, которые способны погубить ради своей корысти целый цветущий мир.

Этот ад длился долго, а мне так и вовсе показалось, что целую вечность. Именно такого, разбитого, прикованного к мёртвой долине, и нашёл меня старый Судья, будущий в то время воплощением третьей силы, единственный и неповторимый,

мощнейший из бессмертных. Потратив несколько минут, этот бог дал истерзанному мне новую цель. Он как раз собирался уходить, и ему нужен был преемник, способный принять тяжкую ношу. Быть судьей не просто. Нести этот груз вряд ли согласился бы хоть кто-то из бессмертных, знающий о последствиях. Нырять в мерзкие глубины чёрных душ, питаться муками наказанных грешников, видеть самые грязные и немыслимые пороки… Я согласился. И ожесточённый, полный решимости, я принял страшный дар древнего бога.

Сидя в кабаке, пятеро глупцов, растерзавших сердце юной Ровеллы, и не подозревали, что наслаждаются последними часами жизни. Я нашёл их и заставил каждого почувствовать мою боль.

В чём прелесть возмездия? Видеть, как злодей проживает капля за каплей собственный грех. То, что причинил другому, сполна ощущает на себе. Я равнодушно смотрел, как от неимоверных мучений у них вылезали глаза, как здоровенные мужики сотрясались в рыданиях, воя от безнадежности. Они умирали не от ран, а от душевной боли и огромной тоски по цветущему миру, который погубили.

Аида слушала, раскрыв рот. Перед изумлённой девушкой разворачивалась мрачная картина давних лет. Она, как наяву, увидела задымлённый кабак, где корчатся пять человек, проживая неподъёмную для простого смертного муку от невозможности вернуть к жизни то, что они в легкомыслии забрали. А Дэн тем временем продолжал.

– Ну и вот. Потом я отобрал у них кусочки сердца Ровеллы, кроме одного. Его они успели продать, а я по неопытности сначала свершил правосудие, а уж потом понял, что теперь не смогу узнать, кто покупатель. Вернувшись в долину, я склеил сердце моей земли, а потом добавил туда кусочек собственного сердца. Надо сказать, это была чудовищно болезненная процедура. Пришлось оторвать часть своей сущности, чтобы возродить к жизни почти мёртвый мир.

Закончив это жуткое колдовство, я просто отключился на некоторое время. А когда очнулся, был вознаграждён сполна. Засыпая среди потрескавшихся руин, я и не думал, что проснусь в буйно зеленеющем райском саду. Из-за моей сущности Ровелла стала ещё прекраснее. Жизнь просто переполняла её. Но это не всё. Оглядевшись, я вдруг заметил сидящего на земле мальчика, который смотрел на меня моими собственными глазами, – бог указал на Вазарана. – Оказалось, что отделив часть жизненной силы, я и сам разделился, породив существо, навеки связанное с сердцем моей долины.

– Так Вазаран – это… часть тебя?! – В Аидиной голове постепенно всё вставало на место.

Дэн кивнул, тепло улыбнувшись духу и потрепав его по голове.

– Мой мир воскрес, но страх потерять его остался. И вот я воздвиг непреодолимый барьер и арку, сквозь которую могли пройти только жители Ровеллы. Поначалу, верша правосудие, я отыскивал чистых сердцем людей и забирал их в долину. Так, кстати, возникла легенда про рай, куда попадают праведники. Ты ведь слышала об этом?

Девушка ошарашено кивнула.