Академический год
Шрифт:
Группа заулыбалась и потянулась к своим гаджетам. Никак не могу привыкнуть, что тексты всех законов теперь там. Мы в свое время покупали многотонные тома собраний нормативных актов, которые устаревали, едва мы успевали донести их до аудитории.
– Хорошо, с кого начнем?
Руки поднялись стремительно. Я улыбнулся.
Обед в столовой был не полным и не принес ожидаемого удовольствия. Во-первых, закончился любимый салат, прямо перед носом увели последнюю тарелку. Не то чтобы ему не было замены, но сочетался он именно с тем гарниром, который был в наличии сегодня. Во-вторых, девушка
– Понятно, спасибо, – сказал я. Оставался последний шанс попытать счастья в пирожковой.
В пирожковой продавали растворимый кофе "три в одном" с привкусом маргарина и, собственно, пирожки, от запаха которых снова просыпался аппетит, а чувствительный к пережаренному тесту желудок начинал взывать к разуму.
Столиков было два, но студенты толпились за одним, явно не помещаясь и толкаясь локтями. У меня же было практически свободно, не считая меня, конечно.
– Можно к вам? – попросился знакомы голос. Даша. Она держала в руках два горячих пирожка и маленький пакет сока.
– Конечно, – сказал я. – Не страшно? Вон, ваши коллеги считают, что у меня бубонная чума.
Она засмеялась и обернулась.
– Они вас просто боятся. Или слишком вежливые, чтобы попроситься за ваш столик.
Даша распаковала темно-коричневый пирожок, сняв целлофановый пакет. По виду казалось, что в нем миллион калорий и все канцерогены в мире.
– Как ты можешь это есть? – вырвалось у меня.
Даша кивнула на мой стакан.
– Как вы можете это пить?
– Твоя правда.
Я оставил полстакана.
– Зарядку верну, я помню, – сказал я.
– Да забудьте. Вдруг я хочу айфон?
– Не делай этого!
– Будет больше тем для разговора с барменом Мишей. Ну и чаще обращаться придется.
Оглушительно прозвенел звонок. Даша убрала оставшийся пирожок в пакет.
– Приятного аппетита, – пожелала она, взглянув на кофе.
– Никто не торопиться, – заметил я.
– Я должна быть вежливой. Удачи!
Я остался один. Набрал знакомый номер. Гудки, потом еще гудки, потом голос с легкой ноткой усталости.
– Да, Кирилл.
– Привет, Катя. Может кофе?
Недолгая пауза.
– Хорошо. Давай через полчаса.
4
Октябрь – довольно спокойный месяц. Проходит суетливость первых рабочих недель и стресс от внезапного окончания отпуска и лета, жара сменяется прохладой, желтой листвой и дождями, жизнь входит в привычную колею. К октябрю своего шестнадцатого академического года я потерял телефон. Вот он только что лежал в кармане – поцарапанный, глючный, но привычный, с полудохлой батареей, которая познакомила меня с новыми уровнями неловкости несколькими неделями ранее и вдруг… Я выхожу из маршрутки и понимаю, что карман мой стал немного легче, а пульс хаотичнее. Нет, я не очень привязан к вещам, особенно таким хрупким и недолговечным, как телефоны, но покупать новый именно сейчас совсем не входило в мои планы.
Паника сменилась торгом, потом смирением. Я же помнил, как смотрел на время, заходя в маршрутку. Выходя из нее, я стал легче на сто с небольшим граммов. Мозг прокручивал архив данных, которые были в аппарате и которые видеть посторонним не следовало. К счастью, ничего особо личного там не было. Полсотни номеров, десяток фотографий, из которых последние три – расписание, напоминания о днях рождения, мобильный браузер с более—менее приличной историей. Приложений с соцсетями я в телефоне не держал, кроме одного мессенджера для работы. К счастью, телефон был заблокирован надежным паролем, который я сам частенько забывал.
Я спросил у пробегающего мимо спортсмена время, отметил про себя, что опаздываю на пару и поплотнее обмотав шарф вокруг шеи, поспешил к не знающему забот студенчеству.
– Вы хоть знаете, что такое студенчество? – задал я странный для гражданского процесса вопрос.
Староста Ропша уклончиво мотнул головой.
– В общих чертах. Мы – студенчество, например.
Я усмехнулся.
– Нет, вы не студенчество. Вы скопление жаждущих диплома, в основном лентяев и хитрюг. Студенчество – это целый социальный пласт, часть общества, которой будет принадлежать мир, создающая этот мир, творящая революции в прямом и переносном смысле. Студенчество не терпит закостенелости и несправедливости, жаждет свободы и борется за нее. Оно скреплено узами братства и навечно объединено стенами альма-матер, которая выпустила их в свет. Вы слышали об Обществе плюща, создающего целый мир, о старейших студенческих сообществах, о вековых традициях древнейших университетов, студенческих революциях, меняющих мир и общество? Вы хоть Gaudeamus знаете?
– Слышали, – оправдалась Марина (наверное, Марина).
– А пели когда-нибудь? Это же ваш гимн!
Группа переглянулась
– Он же не на русском.
– Не на русском, – я потер ладонями лицо. – Недавно спросил на экзамене, почему реальный договор так называется. Каких только вариантов не услышал, от "потому что он настоящий", до "потому что он здесь и сейчас". И ведь никто не вспомнил о том, что реальный от латинского слова "res". Ubi rem meam invenio, ibi vindico.
– У нас не было латыни, – сказал староста Ропша. А девочка Староста энергично закивала головой.
– Но, это неправильно! – развел руками я. – Юрист без латыни, что медик без знания анатомии. Хотя, от вас то, что зависит. Мне искренне жаль, что вы не знаете латынь. Значит, понимать меня вам будет немного сложнее, чем я думал.
– Sapienti sat, – тихо сказала Даша и улыбнулась.
До середины пары оставалось неизвестное количество времени. Потерянный телефон начинал доставлять серьезные неприятности.
– С вами все в порядке, Кирилл Олегович? – уточнил староста.
– Потерял телефон. Выпал в маршрутке.
Студенты сочувственно зашумели. Особо догадливые подсказали время.
– Значит пора было покупать новый, наверняка батарея уже держала плохо, – философски заметил студент у окна с таким же именем, как у меня. Я условно звал его тезка.
Я вслушался в тишину аудитории на предмет смешков, но было траурно тихо. Значит, о моем приключении с зарядкой Даша не сказала никому. Либо же студенты достигли совершенства в покерном хладнокровии. В последнее я не верил.
– Куплю новый сегодня, – тихо сказал я, завершая тему.