Академия боевых невест
Шрифт:
Дверь слегка поддалась, из щели выпало несколько писем, и подруга, разбежавшись, толкнула сильнее.
Поток писем выплеснулся в коридор, и мы, как две собаки-ищейки, стали прорываться сквозь бумажный завал, чтобы спасти погребенного на дне Порка.
— Чего их так много? — пыхтя и отплевываясь, воскликнула я. — Меньше же было.
— Побочный эффект, наверное. Скорей, сюда! Я нашла ногу!
— Одну ногу? — я похолодела. Пред внутренним взором предстала кучка расчлененки.
— Да… а, нет, вот еще рука… Ой, она шевелится… Ай, он меня схватил! —
— Тащи! — я попыталась нашарить хоть что-нибудь и откопала вторую ногу.
Нога лягалась, метя мне в глаз, но я оказалась проворней, и вскоре мы с Луноликой вытащили пострадавшего в коридор.
Порк оказался жив, помят и зол. Очень зол. Все-таки жизнь при дворе обогащает — таких выражений, какими он нас одарил, я никогда прежде не слыхала. Лунолика, судя по виду, тоже.
– Что это такое?! — оглядывая выползшую в коридор бумажную кучу, спросил Порк, когда поток ругательств иссяк.
— Письма любовные, от твоих поклонников, — ответила я. — Очень просили передать. Не благодари.
И я, ухватив Лунолику под руку, гордо удалилась. Ждала, что Порк что-нибудь скажет вслед, но он молчал. Выдохся, наверное.
Мы тоже выдохлись — беготня по коридорам после бессонной ночи изрядно утомила. Хотелось спать или чего-нибудь вкусненького. До ужина было далеко, и мы с Луноликой отправились отдохнуть.
Поспать перед ужином не удалось — едва мы вернулись в нашу комнату, как комендантша принесла письмо “от дорогого господина Перемежайтиса”.
Прежде чем открыть, я наложила на него сдерживающее заклинание. Так, на всякий случай.
Глава 9.2
2
В этот раз письмо принца, предназначенное мне, было особенно кратким:
“Дорогая Ада! Я поразмыслил над Вашей идеей и пришел к выводу, что она и впрямь может сработать. Сердечно благодарю!
Искренне Ваш, П.П.”
Конверт, предназначенный Порку я решила вручить за ужином. Теперь, когда поклонники знали, что я передаю их письма, никто не соберется устраивать мне взбучку в кустах. Вряд ли до них дошло, что все послания уже перекочевали к Порку. Интересно, он будет их читать? Впрочем, это уже не мое дело.
В столовую Порк явился последним. Вид у него был такой, словно он долго махал лопатой или колол дрова, или разгружал что-то тяжелое, периодически роняя оное себе на ногу. На еду набросился с остервенением, забыв про брезгливое ковыряние в тарелке. Даже слопал булку, отобрав ее у соседа.
Я засомневалась, стоит ли подходить, когда он в таком состоянии. Но все-таки подошла, предварительно помаячив издалека и убедившись, что градус озверения при виде меня не слишком повысился.
— Вот, — сказала я, протягивая письмо.
— Опять?! — взвыл Порк. Нет, все-таки поторопилась.
— Не опять, а снова. Но если не хочешь, я могу подойти завтра, — я на всякий случай сделала шаг назад. И еще один. Сделала бы и третий, но уперлась в соседний стол.
— Не надо завтра, — Порк вырвал письмо из моей руки и, увидев надпись, сразу утихомирился. Хотел открыть, но бросил на меня быстрый взгляд и передумал, сунул в карман.
А я поспешила вернуться за столик к Лунолике. От вида замученного Порка мне почему-то стало грустно. Или это от письма исходили грустные вибрации, я толком не поняла. А может это просто усталость?
Решив, что дело в ней, я вернулась в комнату и, наскоро выполнив домашнее задание, завалилась спать.
Сон не шел. Я с завистью посмотрела на Лунолику, которая дрыхла без задних ног. Поворочалась с боку на бок, вздохнула и встала, решив немного прогуляться — до отбоя было достаточно времени, чтобы нагулять здоровый сон.
Выйдя на улицу, вспомнила, что так и не спросила у Река про книгу, и отправилась на конюшню.
Но не дошла.
В вечернем полумраке внутренний двор общежития выглядел совсем не празднично. А сгорбленная фигура, сидящая на лавке под деревом, и вовсе навевала грусть. Нет, каждый имеет право посидеть и погрустить всласть на свежем воздухе, нарушать уединение я не собиралась.
Я почти прошла мимо, когда поняла, что это Порк.
Будь это кто-то другой, сидеть бы ему и дальше, но с этим типом за последнее время я успела сродниться, поэтому бросить его в таком состоянии не смогла.
— Ты чего это? — спросила я, подходя ближе.
Порк бросил на меня недобрый взгляд и отвернулся, не желая разговаривать.
Места на лавке было много, и я тихонько уселась на противоположном конце.
Порк, не обращая на меня внимания, мрачно таращился в пустоту.
— Случилось что-то? — выждав паузу, снова спросила я.
Порк не ответил.
В листве шумел ветер, скрипела на ветке невидимая глазу птица, словно не пела, а пилила под собой сук. Противно так — “кр-рех, кр-рех”.
Мне вспомнилась детская колыбельная, которую нянюшка пела, чтобы прогнать страшные сны:
Птичка-птичка, не кричи,
Птичка-птичка, помолчи.
Утро к нам придет опять,
Будем вместе мы играть.
Утром солнышко взойдет,
В гости радость приведет.
Напечем мы пирожков
И румяных крендельков,
Сладких сдобных корольков,
Марципановых рожков,
Золотистых петушков
И воздушных завитков…
Я пела совсем тихо, еле слышно, погрузившись в воспоминания. И только когда песенка закончилась, обнаружила, что птица смолкла, а Порк смотрит на меня, хоть и мрачно, но с интересом.
— Ой, извини, я, кажется, тебе помешала.
— Корольки не бывают сдобными. Они из песочного теста, — произнес Порк сердито. — А воздушные завитки не пекут, а выдувают.