Академия и Империя (Основание и Империя)
Шрифт:
– Ах, вы про это… – смутилась Байта. – И зачем только Торан послал вам эту карикатуру. Просто удивительно, что вы вообще разговариваете со мной после этого, сэр.
– Да ну? Слушай, малышка, называй меня Фрэн. Давай без формальностей. Так что бери меня под руку и пошли к машине. Знаешь, строго между нами – до сих пор я не предполагал, что мой сыночек способен на что-нибудь стоящее. Пожалуй, придется изменить свое мнение.
Торан тихо спросил у дяди:
– Как поживает старик? Все еще бегает за юбками?
Доброе лицо Ранду
– Когда удается, Торан, когда удается. Время от времени он вспоминает, что в следующий день рождения ему стукнет шестьдесят, и это его ужасно огорчает. Но он быстро прогоняет эту печальную мысль и снова становится самим собой. Он – торговец старой закалки. Ну, а ты-то как, Таран? И где это ты отыскал такую красотку?
Торам усмехнулся и взял дядю за руку.
– Дядя, разве молено в двух словах рассказать историю, которая длилась три года?
В маленькой уютной гостиной Байта наконец с облегчением сняла дорожный костюм и, тряхнув головой, распустила волосы. Села в кресло, положила ногу на ногу и принялась украдкой разглядывать фигуру хозяина. Он тоже с любопытством поглядывал на нее.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала она с улыбкой, – и попытаюсь вам помочь. Возраст – двадцать четыре года, рост – пять футов четыре дюйма, вес – пятьдесят четыре килограмма, специальность – историк.
Байта обратила внимание, что хозяин старается стоять или сидеть так, чтобы отсутствие руки было не так заметно.
Но тут Фрэн склонился к самому ее уху и прошептал:
– Знаешь, если на то пошло, я уточню: вес пятьдесят шесть килограммов.
Он весело расхохотался, увидев, как она покраснела, и добавил вслух, повернувшись к остальной компании:
– Вес женщины можно безошибочно определить – стоит только внимательно разглядеть ее руки. Но это – если имеешь большой опыт, конечно. Выпьешь чего-нибудь, Бай?
– Наверное, но попозже, – ответила она и, взяв свекра под руку, вышла с ним из гостиной. Торан тем временем занялся новыми журналами на книжных полках.
Фрэн вернулся один и сообщил:
– Она спустится попозже.
Он тяжело опустился в большое кресло в углу и положил негнущуюся левую ногу на табуретку перед собой. Торан повернулся и посмотрел на отца. Тот сказал ласково:
– Ну вот ты и дома, мальчик мой. Я ужасно рад. Мне очень поправилась твоя жена. Умница. Не кисейная барышня.
– Я женился на ней, – просто ответил Торан.
– Я не о том, сынок, – слегка помрачнел отец. – Женитьба – не самый лучший способ устройства будущей жизни. За свою долгую жизнь я себе ни разу этого не позволил. И правильно сделал.
Ранду, до этого молча стоявший в противоположном углу комнаты, прервал его.
– Ну, Фрэнссарт, что ты сравниваешь? До той аварии, что стряслась шесть лег назад, ты нигде не задерживался настолько, чтобы мог позволить себе жениться. Да и потом, кто бы за тебя пошел?
Однорукий гигант рывком выпрямился и рявкнул:
– Любая, понял ты, зануда, любая!
Торан мягко возразил:
– Это не более чем юридическая формальность, папа. В этом есть определенные удобства.
– Для женщин, – буркнул Фрэн.
– Пусть так, – согласился Ранду, – но, в любом случае, это – личное дело мальчика. Женитьба – старая традиция в Академии.
– Подумаешь! Академия! Есть с кого брать пример!
Торан снова возразил:
– Моя жена из Академии.
Он прислушался, посмотрел по очереди на отца и дядю прислушался, посмотрел по очереди на отца и дядю и, приложив палец к губам, проговорил вполголоса:
– Тихо! Она идет.
После ужина разговор перешел на общие темы, но за ужином Фрэнссарт ударился в воспоминания о бурной молодости, в которых, естественно, фигурировали и женщины, и пролитая кровь, и сумасшедшие прибыли, и драгоценности… Включили маленький телевизор. На экране, на который никто не смотрел, разыгрывалась какая-то классическая драма. Ранду устроился поудобнее на низкой кушетке, а Байта уселась на мягкий пушистый ковер – хозяин привез его давным-давно из какой-то экзотической торговой вылазки, и стелили его исключительно для торжественных случаев.
– Ты изучала историю, девочка? – с интересом спросил Ранду.
Байта кивнула.
– Да, но я была не очень дисциплинированной студенткой. Но кое-чему научилась, конечно.
– Ага, на стипендию натягивала, – съехидничал Торан.
– И что же ты изучала? – мягко поинтересовался Ранду.
– Что – все рассказать? Сейчас? – рассмеялась девушка.
Старик смущенно улыбнулся.
– Ну, ладно, ладно, не смейся над стариком. Скажи только, что ты думаешь по поводу нынешней ситуации в Галактике?
– Я думаю, – совершенно серьезно ответила Байта, – что надвигается Селдоновский кризис, причем такой, какой выходит за рамки Плана Селдона. Такое впечатление, что План просто проваливается.
(Фрэн в своем углу присвистнул и пробормотал себе под нос: «Ничего себе! Сказать такое о Селдоне!» Однако вслух он ничего не сказал.)
Ранду задумчиво посасывал трубку.
– Вот как! Почему ты так считаешь? Знаешь, когда я был помоложе, я был в Академии, и мне когда-то приходили в голову всякие трагические мысли. Но все-таки почему ты так думаешь?
– Хорошо, я скажу.
Байта задумалась, нахмурилась, закутала ноги поглубже в мех ковра, обхватила колени руками.
– Мне представляется, что весь смысл Плана Селдона состоял в создании лучшего мира, чем тот, которым была древняя Галактическая Империя. Тот мир начал распадаться три столетия назад, как раз в то время, когда Селдон основал Академию. Если верить истории, распад его был вызван триадой болезней – инерцией, деспотизмом и неравномерностью распределения материальных ценностей в Галактике.