Академия магических искусств. Замок родовой
Шрифт:
– Магистр, это правда? Я про Королевство Вулканов...
– на большее сил не было.
– Да, в том дьявольском огне погиб мой троюродный брат, - ответил Тарш и ушел к двери, приоткрыв ее, произнес, - адепты, только не долго.
Тут же в палате появились Элиза, Алистер и Шерлос, встревоженные и бледные, у Алистера под глазами пролегли черные тени.
– Хочешь, я останусь с тобой?
– предложила заплаканная сестренка, - я тебе энциклопедию принесла, могу сидеть и вслух читать.
– Спасибо, родная. Положи книгу на стол, а оставаться со мной не нужно. Возвращайся в мою комнату, готовься
– Клайв, я в своем кабинете, - предупредил магистр Тарш, покидая палату.
– Хочешь, я тебе настой сонных трав дам?
– предложил адепт Гурбон, - у тебя ещё шоковое состояние, ты до конца не поняла, что произошло. А как дойдет, лихо будет, так что давай, сейчас успокоительное выпьешь и спать.
– Я не хочу спать, - прошептала я, - но накрывать уже начинает, лучше бы тебе этого не видеть, Клайв. Оставь меня одну, пожалуйста.
– Хм, не выйдет, я дежурю с тобой. Хочешь плачь, кричи, ругайся, я никуда не уйду. Ну и потом адептка Тримеер, я буду целителем разорванных душ, поэтому останусь здесь, - заявил адепт Гурбон и сел за стол дежурного, и, раскрыв книгу, углубился в нее.
На моей памяти плакала я мало, даже когда приходилось обрабатывать раны и залечивать ожоги после занятий с боевым факультетом, их появлялось пара слезинок, если уж совсем было невозможно терпеть, но то боль физическая. С душевной болью, я практически не сталкивалась, а столкнувшись, поняла её не залить лекарствами, только принять и переживать. Мне казалось, что сердце разорвалось по кусочкам не один раз, в какой-то момент я увидела себя в виде чистого листа, который неожиданно свернувшись, полетел куда-то вверх, раскручиваясь по спирали и разлетаясь на мелкие квадратики шахматной доски. Видение прекратилось, когда я поняла, мне заменили подушку.
– Магистр, это уже третья подушка, - сквозь видение прорвался голос адепта Гурбона, - каждую хоть выжимай, откуда столько слез берется?
– Пусть лучше слезы, хуже, если будет стараться видимость создавать ледяной и непрошибаемой, тогда в любой момент рухнет, и вот тогда мы её уже не откачаем. А так есть надежда, что сама оправится и ребёнка не потеряет, - отвечает Тарш, сказанное дошло до меня не сразу.
– Какого ребёнка, магистр?
– окончательно вырываясь из видения, спрашиваю я.
За окном темно, на столе горит магический светильник и меня окружает спасительный полумрак, в котором тонут шкаф с медикаментами у стены, фигуры Тарша и Клайва рядом с кроватью, на которой лежу я.
– Вашего Видана, вашего с Ольгердом, несколько дней ему, капелька ещё, совсем слабенькая, ранимая, сбережёшь?
– Сберегу, - шепчу я, - согласна на отвар сонных трав. Давайте, пить очень хочется.
– Молодец, сейчас заснёшь и будешь спать, спокойно спать, а не плавать в своих видениях и умолять о смерти, - приговаривает адепт Гурбон, выпаивая мне отвар, - ради этого стоит жить, как бы плохо поначалу не было.
Я проваливаюсь в глубокий сон, уже не слыша, как будущий целитель разорванных душ начинает читать для меня настрой на исцеление души и появление сил.
И мне снится, как в нашу избу на заставе входит незнакомый мужчина, прилетевший, чтобы доставить меня, девчонку с лесной заставы, в Академию.
Вот он сидит напротив меня, в кабинете главного попечителя Академии, и строго смотрит на адептку Берг, пока директриса Стефания отчитывает за очередное хулиганство, обращая его внимание, что такое поведение недостойно юной леди, лорд кивает головой, но в его темных, прикрытых ресницами глазах, пляшут смешливые звездочки.
Следующая картина, склеп Тримееров на кладбище в Фоксвиллидж и его голос выводящий меня из прошлого. Удивленные глаза, проникающие внутрь сердца и голос, чуть приоткрывающий тайну моего рождения.
Бал в праздник всех святых, одинокая мужская фигура в черном плаще и маске стоит в углу зала, он не танцует ни с кем, а просто внимательно наблюдает за всем происходящим и только сейчас я увидела, как его взгляд то и дело задерживается на мне.
Библиотека замка Тримееров, леди Амилен перечисляет брачные партии, которые по её мнению просто великолепны для меня, и бледное лицо Ольгерда, в гневных глазах которого я читаю безмолвный крик: "Мама, остановись, ты обещала не касаться Виданы".
Мы с Аннет спускаемся по лестнице, и на меня смотрят потрясённые, счастливые глаза самого любимого человека на свете.
Его голос, уводящий меня от ворот Вечности, и слова, как странно, где я их могла слышать?
– Моя любимая жена, дай мне слово, если наступит такой день и тебе скажут, его не стало, жди. Дождись меня, и я обязательно вернусь, только дождись, - и глаза, проникающие в душу.
– Ольгерд я дождусь, обязательно дождусь, даже если мне придется ждать всю оставшуюся жизнь, - шепчет адептка Тримеер, открывая глаза.
А за окном заря, робко заглядывает сквозь белую занавеску, наступает новый день. В лечебнице тишина, не слышно ни звука, все ещё спят.
– Первый день без него, первый день боли прошедшей сквозь сердце и разделившей мою жизнь на две части. Боли, которая станет моей вечной спутницей, со временем я к ней привыкну, она не так сильно будет напоминать о себе, но и не покинет уже никогда.
– Думала юная вдова, глядя на дремлющего адепта Гурбона за столом, - я никогда не смирюсь с его гибелью, но мне есть чем жить, несколько месяцев назад я думала, если свет в его глазах померкнет, то неважно, что будет со мной. Я была неправа, уже важно, наш Арман должен увидеть белый свет. А боль,... давай договоримся, я не отказываюсь от тебя, терзай меня, сколь будет угодно, но позволь выносить и родить здорового малыша, не переходи тот предел, за которым мне станет все безразлично и оно убьет меня.
– Доброе утро, - в палату вошел Гонорий, - позвольте адептка, я проведу диагностику организма. Закройте глаза и полежите спокойно, не нужно следить за моими руками.
Я подчинилась, ощущая, как прохладные руки лаборанта плывут надо мной, вот они замерли над животом, несколько движений и проследовали в область сердца.
– Адепт Гурбон, слёз было много?
– уточнил он у Клайва.
– Да, сменили три подушки, девчонки ночью взвешивали, - смутившись, поведал адепт, - говорят выплакано много.