Шрифт:
Глава 1: Последний побег
Создавалось ощущение, что по ту сторону окна плотным коконом все вокруг обнял поздний вечер. И парковую аллею, начинающуюся от больших металлических ворот и идущую до самого крыльца этого жуткого замка с башнями-пиками; и фонтан с каменной горгульей, которая, казалось, насмехалась надо мной, едва уловимо двигаясь, стоило только начать отворачиваться от окна; и редкие скамейки, никем не занятые в этот то ли поздний, то ли ранний час.
Но всего этого просто не могло быть!
Ровно
Эти здания словно оказались здесь случайно. Точно явились из другой эпохи. Однако уже через несколько минут пешего пути до ворот Академии Полуночников я поняла, что из другой эпохи явились именно мы с мамой. Даже, вероятно, из другого мира. Потому что в нашем мире отделанные резным деревом кареты давно не использовались по прямому назначению. Да я такие только на фотках в интернете видела, когда писала очередной скучный доклад по истории в школе.
Примечательной также была и одежда встреченных нами прохожих. Эдакая ядерная смесь между современностью и средневековьем. Я в своем джинсовом комбинезоне и белых кедах под цвет футболки смотрелась как минимум странно на фоне женщин в мешковатых платьях в пол или дамы, что выбрала для поздней прогулки обтягивающие кожаные штаны, высокие сапоги, черный корсет и простой плащ с глубоким капюшоном.
Мне казалось, что я просто-напросто сплю! Но я точно не спала. Стояла в мрачном затемненном коридоре академии на втором этаже. Напротив меня располагалось окно, а слева одна из массивных дверей. За ней скрывался кабинет главы этого учебного заведения.
Пытаясь вычленить что-нибудь важное, нагло подслушивала их с матерью разговор. Я честно пробовала получить информацию другим способом, но мама всегда избегала неудобных вопросов, а чаще просто отмалчивалась или злилась, мгновенно переводя тему на что-то насущное: бардак в моей комнате, плохие оценки в школе или мой дрянной рацион.
Собственно, школа закончилась еще в прошлом году. Комнаты, в которых жила, я научилась самостоятельно прибирать. Да и на питание перешла на правильное, с обилием овощей, ягод, зелени и фруктов. Но на мои вопросы она все так же не отвечала.
Точнее, на один и тот же вопрос.
– Мадам Пелисей, я прошу вас. Будьте снисходительны, – произнесла мама. Такой мягкий тон от нее я слышала впервые. – Я прошу вас зачислить Салли в Академию Полуночников.
– Алетра, ты совсем сдурела? Середина года, куда я ее зачислю?!
Второй голос показался мне тяжелым, сильным, строгим. Я еще не видела, как выглядела директор этого учебного заведения, но уже представляла себе эдакую железную леди с постоянным намеком на подзатыльник во взгляде. Такие равно могли управлять как каким-нибудь крупным ВУЗом, так и целым армейским корпусом.
– Мадам Пелисей, но вы же все знаете, – теперь в голосе родительницы четко проступало упрямство.
Я его, к слову, унаследовала именно от нее, хотя она этот факт чаще всего отрицала.
В кабинете воцарилось молчание. На миг я даже подумала, что это у меня начались проблемы со слухом, но кроме кабинета главы учебного заведения за дверью имелась еще и небольшая секретарская. Как остервенело стучит по клавишам секретарь, я слышала отчетливо, как если бы она печатала прямо у меня под ухом.
Раздался тяжелый вздох. Он явно принадлежал не маме.
– Я же тебя предупреждала, Алетра. Отговаривала в этом самом кабинете, но ты не хотела меня слышать.
– Я помню.
Мамин голос теперь звучал едва слышно, а мне так и хотелось ворваться к ним и закричать: «О чем предупреждали? От чего отговаривали?» – но я продолжала стоять все на том же месте, практически прилипнув спиной к стене.
Взгляд то и дело возвращался к окну. Оно было полукруглым, слегка вытянутым, с рамой из черного дерева. На самом верху разместился мрачный витраж: полнобокая луна отбрасывала зловещую тень, а на переднем плане, раскинув чернильные крылья, будто зависла в полете летучая мышь.
Ловила свое отражение в стекле. Темно-русые волосы, частично перехваченные заколкой на затылке, спускались по плечам к груди. Синие глаза казались необычайно испуганными, распахнутыми так широко, что в тенях просматривались выразительные линии густых ресниц.
Нервно кусала губы, спрятав руки за спину. Соединив пальцы в замок, слегка отталкивалась этой конструкцией от стены и вновь примыкала к ней, силясь услышать еще что-нибудь.
А разговор в кабинете продолжался. Сердце сжалось, едва прозвучало мамино признание:
– Восемнадцать лет назад мне казалось, что я смогу справиться с чем угодно, с любой напастью. Но теперь, повзрослев, я понимаю, как была наивна тогда. Чем старше Салли становилась, тем настойчивее нас преследовали. Он…
Сердце стучало быстро-быстро. Пульс барабанной дробью отзывался в ушах. Я хотела, чтобы мама продолжила. Наконец обронила хоть пару слов о том, кто именно преследовал ее всю мою жизнь; из-за кого нам приходилось переезжать дважды в год, а то и чаще, бросая практически все, что у нас только-только начинало появляться.
Губы пересохли, пальцы сжались в кулаки…
– Я просто больше не могу, мадам Пелисей. Я очень сильно устала, – пожаловалась мама, а я разочарованно выдохнула.
Но в следующую секунду вновь подобралась всем телом.
– Мы можем говорить откровенно? – неожиданно спросила директор академии.
Я находилась на грани того, чтобы некрасиво приложиться ухом прямо к массивной тяжелой створке из зачерненного дерева. В коридоре все равно никто не появлялся – пусто и тихо, как в морге, но я боялась, что секретарь решит выйти в коридор по какому-нибудь очень важному делу, а тут я – стою, уши развесила.