Акимка непутёвый
Шрифт:
И опять они вернулись к Пантелею. Макарушка Клад совсем уж недоволен:
– Этак мы столько железа найдём, что девать его некуда станет.
– Эх, – махнул рукой Пантелей, – ещё раз спробуем!
Снова в потаённое место отправились. Ходить да копать – дело не особо хитрое.
В третий раз нашли они в земле топор острёхонький и ладный. Такой же Макарушка в былое время в руках у своего отца видел. Совсем в расстроенные чувства пришёл.
– Не пойду я больше к ведуну, – сказал парень, – невезучий он, как и я, получается. А ты, Дуняша, ищи себе сокола с удачей-фартом. Мне ж пропадать не мешай!
Заплакала девица и домой побежала от Макарки Клада. Пожаловалась она своей мамке-бабке Акулине на своё злосчастье. А той и сказать нечего, вздыхает да причитает: «Непутёвый он, в голове ветер гуляет – до пяток пробирает».
Тут уж и зима подкрадываться стала осень торопить с уходом. Другие-то её ожидали, а Макарушку-клада она врасплох застала. Стал он зябнуть в своей избе. К Акулине с Дуняшкой из принципа на житьё не пошёл. Гордость имел. Одно только и спросил у Акулины:
– А лошадушка моя, Рыжка, покуда не издохла у вас?
– Что ты, Макарушка, сыта она стоит и ухожена. И вся другая животина в порядке, да ещё и с приплодом есть.
Взял он лошадь, запряг в сани, найденный топор за пояс заткнул и в тайгу за дровами подался.
Рубить начал, сразу же дело ладно пошло. «Оно и впрямь, – подумал Макарушка, – топор-то волшебный, силы потаённой». А топор-то самый обычный был и на самом деле отцовский. Заранее Дуняшей в земле запрятанный, как и соха, и молот. Просто силушка от природы у Макара имелась, да и сноровка от рождения. Господь ведь всех людей талантами одаривает, но только большинство не ведает об этом.
Когда уж воз он почти весь хворостиной завалил и домой собрался, тут вышел на него из тайги медведь-шатун, злой и голодный. Не испугался Макарка.
– Мне с таким топором, – громко сказал он, – и сам чёрт не страшен!
Одним ударом повалил бурого разбойника, и туда же, на сани положил. Вот тебе к дровам да ещё мясо и шкура звериная.
Порадовалась за Макарку Дуняша. Акулина от перемен таких помолодела, словно десять годков сбросила. И начал он каждый день, почитай, по дрова-сушняк ездить – себе и хуторянам про запас. Появились в доме и мука, и другая снедь.
– Молодец ты, Макарушка, дело своё нашёл, – радовалась Дуняша. – Теперь все тебя уважают и почитают.
– А я не причём. Это топор такой. Сам рубит, как надо. Надо ещё и молот-кувалду в деле попробовать.
Вот так и в кузне у него работа пошла. Подковы ковал, гвозди тяжёлые да скобы прочные. Совсем хорошо зажил. Достаток на порог дома шагнул, взашей гони – не пойдёт. И опять же Макарка радуется: «Не молот нашёл, а клад настоящий! По берегам Иркута ни одного такого нет».
Скоро и весна подоспела. Время пришло и соху найденную пробовать, точнее, плуг железный. Как снег сошёл, и землица солнышком прогрелась, начал он вспашку. Да так скоро и ладно, что народ со стороны только диву давался: «Где же Макарка Клад? Не иначе это не он, а кто-то совсем другой».
Вот год и минул, и решил Макар Тимофеевич жениться. Тут около него всякие богатые-пребогатые невесты увиваются, даже дочери бояр да купцов иркутских, а он сердцем к Дуняше тянется. А та и рада, и согласна, потому как всегда ему товарищем верным была и сестрой названной. Вскоре и свадьбу сыграли, весёлую и людную.
Новый дом молодые отстроили с горницей широкой да светёлками. Взяли они к себе Акулину, сказки будущим внукам рассказывать и кота Ваську по шёрстке поглаживать. С остальными делами женскими Дуняша сама справлялась. От мужа не отставала – везде поспевала. Хозяйственная и трудолюбивая.
Однажды она сказала с укором Макарушке:
– Клад несметный нашёл, а ведуну и чародею Пантелею и слова доброго не сказал. Не хорошо такое.
– Дела и заботы завертели, – признался Макар и хитро улыбнулся. – А что это за клад, я уже потом смекнул. После тятьки да мамки инструмента много всякого пооставалось. Но Пантелея щедро отблагодарю. Добро завсегда не забываю.
О Пантелее Антоновиче всегда помнил. Уважал. Да ведь и было за что.
Пошли молодые на завтрашний день по новой весне-то целину близ огородов поднимать, да наткнулся плуг на что-то твёрдое. Стал Макарушка дальше рыть и вытащил из земли на свет кувшин огромный с росписью затейной. Разбил его – и посыпались на землю золотые и серебряные монеты, каменья драгоценные да жемчуга светлые.
– Радость к радости, злато к злату, – сказала Дуняша. – Вот и нашёл ты свой клад несметный, Макарушка.
– Я его, Дуняша, раньше нашёл. Это дружба твоя и любовь, советы добрые. К тому же, и силушка, что во мне спала. Отдадим все сокровища Пантелею Антоновичу!
Так и порешили.
Пришли они к старцу седому, в ноги поклонились. Увидел ведун Пантелей богатства несметные, слёзы на глаза навернулись.
– Отродясь такого не видывал, – признался он. – Но ни полушки не возьму. На кой оно мне, богатство-то?
– А нам что делать со всем этим, с кольцами да ожерельями всякими? – сказал Макарушка.– У нас в доме и так всякого вдосталь. Лишнего не надобно. Мы же не разбойники какие-нибудь.
– Подели клад, Макар Тимофеевич, на всех хуторян, – посоветовал ему ведун Пантелей. – Поселение немалое, и у каждого какая-то радость будет. Да и земля-то, по сути, общая, казаками хоженая.
Так они с Дуняшей и поступили. А Макарушка на всю жизнь запомнил, детям, внукам и правнукам передал, что клад в самом человеке спрятан. Это сердце доброе и руки, что труда не боятся.
Акимка непутёвый
В ту пору, как Иркутский острог только городом стали звать-величать, стоял у самой Ангары крепкий казацкий дом сотника Невзгядова. Жена его Евдокия славной хозяйкой была, да и сам Матвей Пахомыч никакой чёрной работы не гнушался. Оттого и жили безбедно на вольных землях.
Но вот сын их Акимка, хоть и с коломенскую версту вымахал ростом, а во всем – непутёвый. Вроде, так парень старательный, к делу охочий, но за что ни возьмётся, ничего у него не получается. Один смех и слёзы выходят.