Аксиоматик (Сборник)
Шрифт:
Вскоре поступил отчет по опрошенным, и от него было мало толку. Ближайшим родственником Маклебург являлся двоюродный брат, с которым она не виделась, и он ещё меньше меня знал о мертвой женщине. Её соседи слишком уважают частную жизнь, чтобы знать или интересоваться, кем были её друзья, и никто не признается, что заметил что-то необычное в день убийства.
Я сел и уставился на "Нежность".
Какой-то сумасшедший с огромными деньгами, вероятно, связанный с Линдквистом, возможно и не поручал Фриде Макленбург создавать химеру, похожую на сфинкса из картины. Но кому понадобилось фальсифицировать кражу, убить Макленбург и подвергнуть опасности жизнь химеры, на самом деле даже не потрудившись убить
Зазвонил телефон. Это была Мюриэл.
— Химера проснулась.
У этих двух полицейских на улице была напряженная смена; один псих с ножом, два фотографа, замаскированные под врачей и религиозный фанатик с комплектом изгнания нечистой силы на заказ по почте. В новостях не упомянули название больницы, но существовала только дюжина вероятных кандидатов, и персонал не мог поклясться в тайне или противостоять против эффекта взяток. Через день или два местонахождение химеры станет общеизвестным. Если ситуация не уляжется, придется рассмотреть попытку найти комнату в тюремной больнице или военном госпитале.
— Вы спасли мне жизнь.
Голос химеры был глубоким, тихим и спокойным, и во вовремя разговора она смотрела прямо на меня. Я ожидал, что она будет сильно стесняться первый раз в присутствии незнакомцев. Она легла на кровать, свернувшись клубком на боку, не закрываясь простыней и положив голову на чистую, белую подушку. Запах чувствовался, но не был неприятным. Её хвост, толстый как мое запястье и длиннее моей руки, свисал через край кровати, беспокойно покачиваясь.
— Доктор Битти спасла вашу жизнь. — Мюриэл стояла у подножия кровати, неотрывно глядя на чистый листок бумаги на планшете.
— Я хотел бы задать вам некоторые вопросы. — На это химера ничего не ответила, но её взгляд остановился на мне. — Назовите, пожалуйста, свое имя.
— Кэтрин.
— У вас есть другие имя, фамилия?
— Нет.
— Сколько вам лет, Кэтрин?
Под действием наркотиков или нет, я не мог отделаться от чувства лёгкого головокружения, ощущения сюрреалистической бессмысленности, задавая стандартные вопросы сфинксу, сошедшему с картины девятнадцатого века.
— Семнадцать.
— Вы знаете, что Фрида Макленбург мертва?
— Да.
Она ответила тише, но по-прежнему сохраняя спокойствие.
— Каковы были ваши отношения с ней?
Она слегка нахмурилась, затем дала ответ, который прозвучал как отрепетированный, но искренний, как будто она долго ждала, что её спросят об этом.
— Она была всем. Она была моей матерью, моим учителем и моим другом.
Страдание и потеря появились и исчезли с её лица. Дрожь, судорога.
— Расскажите, что вы слышали в день, когда отключилось электричество.
— Кто-то пришел навестить Фриду. Я услышала звук подъехавшего автомобиля и звонок в дверь. Это был мужчина. Не расслышала, что он сказал, но слышала звук его голоса.
— Вы слышали этот голос раньше?
– Думаю, что нет.
— Как звучали их голоса? Они кричали? Спорили?
— Нет. Они говорили доброжелательно. Потом перестали, наступила тишина. Вскоре после этого отключилось электричество. Потом я услышала, как подъехал грузовик, шум множества шагов и как передвигали мебель. Но больше никто не разговаривал. Около получаса два или три человека перетаскивали все вокруг дома. Потом грузовик и машина уехали. Я все ждала, что спустится Фрида и расскажет мне, что произошло.
Я некоторое время обдумывал как сформулировать следующий вопрос, но в конце концов отказался от попыток сохранить вежливость.
— Фрида когда-нибудь обсуждала с вами, почему вы отличаетесь от других людей?
— Да. — Ни намека на боль или смущение. Вместо этого её лицо запылало от гордости, и на мгновение она стала так похожа на картину, что у меня снова закружилась голова. — Она сделала меня такой. Сделала меня особенной, красивой.
— Почему?
Кажется, это сбило её с толку, как будто я её дразнил. Она была особенной. Она была прекрасной. Никаких дальнейших объяснений не требовалось.
Я услышал тихое шипение недалеко от двери, сопровождаемое легким глухим стуком в стену. Я дал сигнал Мюриэл упасть на пол, а Кэтрин хранить молчание, затем спокойно, как мог, но неизбежно скрипя металлом, поднялся на верх шкафа, который стоял в углу слева от двери.
Нам повезло. То, что проникло в открывшуюся со скрипом дверь было вовсе не гранатой, а рукой с фан-лазером. Вращающееся зеркало разворачивает луч по широкой дуге, направляет на сто восемьдесят градусов, горизонтально. Удерживаемый на уровне плеча он заполняет комнату смертоносной плоскостью на высоте около метра над кроватью. Я испытал желание просто ударить дверью по руке в момент его появления, но это было слишком опасно; оружие может отклонится вниз до того, как луч будет отключен. По той же причине, я не мог просто прожечь дыру в его голове когда он вошел в комнату, или точно прицелиться в само оружие — оно экранировано, ведь тогда бы я перенес несколько секунд излучения, получив внутренние повреждения. Краска на стенах выгорела и шторы разделились на две горящие половинки; в одно мгновение он может направить луч на Кэтрин. Я врезал ему в лицо, сбивая его назад и отклоняя луч фан-лазера к потолку. Затем я спрыгнул вниз и приставил пистолет к его виску. Он отключил луч и позволил мне забрать у него оружие. Он был одет в униформу санитара, ткань которой оказалась неправдоподобно жесткой, вероятно, содержащей экранирующий слой из покрытого алюминием асбеста (с возможностью для отражения, хотя неразумно использовать фан-лазер даже с любым меньшим количеством защиты).
Я перевернул его и надел на него наручники стандартным способом на запястья и лодыжки, заведя их за спину, браслеты с заостренным внутренним краем, препятствующие (некоторые) попытки разорвать цепи. Я распылял успокоительное средство на его лице несколько секунд, и оно подействовало как и должно было, но затем я раскрыл ему один глаз и понял, что это не помогло. Каждый полицейский использует седативные с немного отличающимся эффектом индикации; мой обычно придает белкам глаз бледно-голубой цвет. У него, должно быть, был барьерный слой на его коже, пока я готовился сделать ему укол, он повернул голову ко мне и открыл рот. Лезвие вылетело из-под его языка и порезало мое ухо, пролетев со свистом мимо. Я никогда такого не видел прежде. Я разжал его челюсть и взглянул; механизм запуска был прикреплен к его зубам проводами и булавками. Там было второе лезвие; я приставил пистолет к его голове и снова посоветовал ему выплюнуть всё на пол. Затем я ударил его кулаком в лицо и начал искать вену для укола.
Он издал короткий крик и начал изрыгать дымящуюся кровь. Возможно это его собственный выбор, но более вероятно, что его работодатели решили сократить свои потери. Тело начало дымиться, так что я вытащил его в коридор.
Полицейские, которые охраняли палату были без сознания, не мертвыми. Дело прагматизма; химическое оглушение до бессознательного состояния как правило тише, менее грязно и менее опасно нападавшему, чем убийство. Кроме того, мертвые полицейские, как известно, вызывают дополнительный стимул во многих расследованиях, так что стоит взять на себя труд чтобы избежать этого. Я позвонил кому-то, кого я знал в Токсикологии, чтобы он прибыл и осмотрел их, затем вызвал замену. Организация передвижения в какое-нибудь более безопасное место заняла бы, по крайней мере, двадцать четыре часа.