Акт 1 - Испытательный
Шрифт:
То, что желало совершить бросок, было огромного роста, словно медведь, но напоминавшее скорее волка, огромного волка!
— Что это еще за тварь!? — воскликнул Эрик.
— Т-тварь, как т-тварь, что тебе не нра-авиться? — прерывающимся от шока голосом сказал я.
— Спокойно, кажется, он не ожидал подобного сюрприза, — положив руку мне на плечо, сказал Ридли. — Мда, шумная зверюга.
Наш учитель, судя по всему, вышел из медитации и поспешил к нам именно из-за шума и криков, но был по-прежнему спокоен. Увидев его, волк еще больше остервенился и стал бить своими огромными лапами по куполу, царапать
— Опасная зверушка, — заключил Ридли. — И похоже, что он не один… Оглядитесь-ка, ребятки.
Вокруг нас действительно стали медленно сгущаться десятки красных глаз, но на наше утешение, то были волки куда меньших размеров, нежели это вожак.
— Скажи, а сейчас у тебя все под контролем? — спросил я с надеждой.
Мне стало теперь действительно страшно. Знаете, очень неприятно было бы вступать в противостояние с этими товарищами, не имея привычных магических сил. Сердце и ум забились в истерике.
— Спокойно, нас им не достать еще долгое время. И у нас есть это самое время, чтобы все хорошенько обдумать.
— Ты нашел решение? — спросил Эрик. — А то я что-то с детства не люблю собак, аллергия у меня на шерсть, понимаете.
— О да! И эта единственная причина, по которой ты не хочешь познакомиться с ними поближе? — спросил я.
— Ну, вообще-то они еще за одежду когтями цепляются, неприятно.
— О, ну конечно. Хотя не волнуйся, тебе после встречи с ними, уже не нужно будет беспокоиться о таких мелочах.
— Но все-таки, давайте воздержимся от более близкого знакомства.
Мы хохотнули.
— Так, все внимание сюда! — скомандовал Ридли. — Сейчас не до шуток.
— Но я бы предпочел нашутиться вдоволь, если уж нам придется выйти к этим очаровательным созданиям, — заметил я.
— Миха, что-то твой лозунг не слишком-то жизнеутверждающий, — указал Эрик, сделав задумчивое, то есть, очень неестественное лицо.
— Ладно, тогда так: Я буду шутковать всю оставшуюся жизнь. Годится?
— Хватит!
— Ай!
— Ай!
Ридли не выдержал и дал нам пару подзатыльников, хотя если бы имел магию, то, скорее всего, облил бы водой, так как этот метод зарекомендовал себя как более действенный.
— Итак, раз уж мы успокоились, то начнем, — заговорил Ридли. — Прежде всего, я должен уведомить вас о том, что так и не смог выяснить причину исчезновения наших способностей.
— То есть как?!
— А вот так! Взял, и не смог.
— Но… ты же так долго живешь уже! Не может быть… я не верю, что в твоей практике не встречались подобные случаи!
— Как бы да, такое ведь должно было случиться хотя бы раз, — поддержал меня Эрик.
— Тихо-тихо-тихо, ребятки, — попытался успокоить нас учитель. — Да, я живу давно, и кое-что смыслю в магии, но это не значит, будто бы я знаю обо всех ее свойствах и явлениях. Я… ммм, если честно, то я наполовину — самоучка.
— Восхитительно! Но неужели ты так ничего и не увидел, пока медитировал? Может, ты хоть что-то заметил хотя бы? Намек или…
— Нет, к сожалению. Я ничего не видел, и когда я говорю ничего, то это значит, что я не смог засечь ни единого, даже самого блеклого следа магии вокруг нас. Ее будто бы и вовсе нет в этой глуши. Ноль. Пусто. Вообще ничего!
На последней фразе Ридли сорвался на крик, он вдруг сильно разозлился, также ничего не понимая, но будучи более гордым, он приходил в ярость от осознания собственной беспомощности. Наш учитель в раздражении стал ходить взад-вперед, бурча про себя что-то, но, взяв себя в руки на мгновение, обратился к нам:
— У кого-нибудь, черт подери, есть соображения! Или вы снова ничего не соображаете, бестолочи?!
Столь резкое замечание изрядно удивило меня. Пусть наш учитель и не отличался манерами, не любил церемониться и говорить лишние объяснения, но он еще никогда не обзывал нас и практически никогда не поднимал на нас голос в такой манере. Мне опять стало страшно, несмотря на все попытки заглушить это чувство, оно вновь и вновь наползало с новой силой. Я оробел и не знал, что ответить.
— Как всегда! — прорычал Ридли. — Как всегда приходиться вылезать из этого (цензура) самому! И никакой помощи от (цензура) (цензура)! Да на что вы вообще годитесь!
— Э! Полегче с выражениями! — вышел вперед Эрик. — Разорался тут, оскорбленный! Ты нас привел сюда, по каким это понятиям ты нам сейчас предъявляешь эти свои претензии!
Ридли в ответ еще сильнее разошелся и стал откровенно ругаться, на нас, на это место, на Синдейна и всю эту проклятую затею. Мне стало вновь страшно, еще сильнее, еще более жуткое предчувствие накатилось на меня. Эрик и Ридли бранились между собой, обвиняя друг друга, обстановка накалялась. Я посмотрел на Янко, однако тот беспристрастно стоял поодаль, глядя на все происходящее сквозь запотевающие очки. Его лицо ничего не выражало кроме умственной деятельности. Он смотрел на перебранку учителя с Эриком, переводил взгляд на меня, затем на зверей, топчущихся и рычащих вокруг купола, впивающихся в нас взглядом.
Мне стало дурно от нервного перенапряжения, и я присел на землю, обхватив руками ноги и уперев голову в колени. Хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, просто прекратилось. Я не вмешивался в крики и спор, просто потому, что вдруг почувствовал себя каким-то маленьким, незначимым, беспомощным. Почувствовал себя вновь маленьким ребенком… как вдруг… до моих ушей донесся звук флейты, той самой флейты Янко.
Подняв голову, я действительно увидел его, с инструментом в руках, сосредоточенного и серьезного. Он играл громко, на высоких, пронзающих слух тонах. Ругань внезапно прекратилась, Эрик и Ридли замолкли, я медленно поднялся, огляделся.
Хищники повели себя странно. Они остановились, шерсть на их загривках встала дыбом, рев стал другим, напоминавшим скрип и скрежет старых стальных механизмов.
— Что это было? — пошатываясь спросил Ридли. — Голова раскалывается.
— Странно, но факт. Моя голова тоже болит, — сказал Эрик.
— Значит, там действительно что-то есть, — пошутил я. — Стоп, кто-нибудь вообще понял, что сейчас произошло?
Резкое изменение поведения и самих наших мыслей озадачило всех, мы посмотрели на Янко, который играл еще несколько минут какую-то мелодию, все также пронзительно и громко, после чего прервался и сказал: