Акт 2 - Заключительная проверка
Шрифт:
— Итак, — начал он. — Давайте вернемся к первому вопросу, но несколько изменим его. Раз уж мы теперь во всем разобрались, я спрошу вас, наверное, … — он задумался. — А зачем, вы, собственно, поступили подобным образом? Что подвигло вас на такое рискованное дело? Какие цели у вас были?
— Я и сам не знаю, — честно признался я. — Возможно хотелось острых ощущений… может я хотел поиметь с этого выгоду… Хотя, нет. Скорее всего я просто хотел сделать этот мир лучше, сделать что-то хорошее, доброе дело…
— Истинно так, — согласился Дон Брюс. — Мне доносили о ваших действиях. Шайкстер был прав, вы действительно способны сделать нечто подобное
Дон Брюс улыбался, казалось, он вот-вот засмеется. Его слова меня задели, я слишком много пережил и столько раз поборол свой гнев, что меня его заключение словно полоснуло по сердцу.
— Глупый? Возможно! Но я, все же, не отношусь к убийцам и прочим мерзавцам! Как вы можете меня судить подобным образом? У таких как ваши люди нет чести, нет морали, нет ничего святого в сердце!
Я еще не закончил свою гневную тираду, как Дон Брюс расхохотался. Это сбило меня с мысли.
— Ах-ах-ах-ах-ах-аха! — заливался он. — Какой наивный молодой человек! Прости меня, но ты говоришь крайне смешно. Ты просто еще слишком молод. Ты еще ничего не знаешь, тебе простительны такие слова.
— Что вы имеете ввиду? — нахмурился я. — На мой взгляд это вы глупы, раз не признаете общих правил морали и нравственности…
— А кто сказал, что я их не признаю? — огорошил меня синдикалист.
— В каком смысле? Я вас не понимаю.
— О-о-о… Я вижу ты все-таки ничего не понимаешь…
Дон Брюс поднялся и медленно зашагал по кабинету.
— Не делиться этот мир на «добро» и «зло», так и знай, парень, — начал он. — Ты даже не представляешь себе, насколько абстрактны эти понятия. Нет абсолютного чего-то. В этом мире все относительно, люди из-за своей слабости придумывают себе недостижимый идеал, чтобы оправдывать свою слабость перед судьбой. Подумай сам, разве убийство — добро? Но ведь кто-то убивает и его считают героем, люди говорят, что это хороший человек, так как избавился от «злодея». Но этот самый «злодей» просто не был им выгоден, этот человек стремился к выгоде для себя, своих друзей и, возможно, семьи, даже если только для себя. С его точки зрения «герой», это убийца и никто больше. Разве не так? Что зло для одного — добро для другого, разве не так происходит в войнах?
Я вдруг понял, к чему он ведет. Дон Брюс был хитрым человеком. Видя, что меня не взять грубыми вещами, вроде выгоды или угрозами, он решил поколебать мою уверенность в собственных убеждениях. Очень умно, но у него ничего не выйдет. Я не глуп и не куплюсь на его слова, однако смогу использовать его «проповедь» против него же. Достаточно притвориться, что его слова оказывают на меня воздействие — не сразу, постепенно, изображая сомнения, я смогу убедить этого старика в том, чего он хочет. Звучит как план, как единственный план за последнее время, пожалуй.
— Это… это так, — с неохотой произнес я, изображая на лице те самые сомнения, которые хотел видеть синдикалист. — Но убийство все равно — грех? Ведь это заложено в самой природе человека, разве не так? Иначе нас бы не мучила совесть при чем-то таком. Только законченный негодяй может заглушить голос совести, если он это сделал, значит он уже не человек!
— Чушь! — отмахнулся Дон Брюс. — Все это чушь. Это животные могут полагаться только на природу. У них нет разума, в отличие от нас. Мы люди, а не животные, у нас тоже соперничество, но животные не испытывают мук совести при истреблении друг друга. Совесть — это продукт интеллекта. Совесть — не более чем наши раздумья на счет того или иного нашего действия. Мы слишком восприимчивы к запретам, которые в нас вдалбливают с самого детства. Эта наша слабость, ошибка я считаю. Сделав то, что нам запрещали, мы начинаем думать, несоответствие информации — вот что такое совесть. Мы делаем то, над чем нам поставили «нельзя», потому и мучаемся с этим, не понимая главной вещи. Соперничество, выгода, собственное благополучие — все всегда стремятся к этому, но лишь сильные могут обойти надуманные запреты и подняться выше остальных. Так устроен мир: глупые продолжают верить в то, что сами себе выдумали, а сильные и умные поднимаются вверх. Понимаешь?
В ответ я, будто потрясенный его словами, сел в кресло и сделал вид, что задумался. Дон Брюс продолжал вещать, думая, что подкосил меня:
— И не такие уж мы изверги. У нас тоже есть семьи, друзья, те, кого бы хотим уберечь, но если ты возьмешь что-либо, это возьмут другие, так какая разница? Я предлагаю тебе работать с нами, с твоими-то способностями любое дело будет для тебя пустяком! Только представь, каким богатым ты станешь, сколько возможностей перед тобой открывается! Этот мир жесток, но ты сможешь сделать не мало добра другим. У тебя будет столько денег, что ты сможешь помочь многим! Соглашайся. Люди в своем большинстве такие же негодяи, только слабые, а на их деньги можно помочь хорошим людям, тем, кто действительно нуждается в помощи!
Дон Брюс теперь стоял за моей спиной и заговорщически шептал, заботливым родственным голосом. Убеждая меня, он противоречил и сам себе, но все его слова были искусно поставлены, так, что не всякий бы это заметил, если бы не имел изначальной цели следить за сутью разговора. Я старательно изображал те эмоции, которые ожидал увидеть этот хитрец. Я хмурился, улыбался и задумывался, играя, как актер. Это работало. Может быть моя игра была настолько хороша, а может от меня просто не ждали чего-то иного, видимо Дон Брюс был просто уверен в исходе, поэтому даже не подозревал о том, что я обманываю его, подкупаясь на его обман. (Формулировка-то какая…)
— Я думаю… Да о чем я, у меня же все равно нет выбора! — говорил я, заставляя свой голос подрагивать, словно от волнения. — Я… я согласен работать с вами…
— Вот и прекрасно! — пожимая мне руку, говорил Дон Брюс. — Я так и знал, что вы разумный молодой человек.
— Но прежде, я бы хотел задать вам еще один вопрос, — смиренно попросил я.
Старик благосклонно кивнул, разрешая.
— Скажите… — замялся я, вопрос, который я собирался задать, был на 90 процентов искренним и по-настоящему занимал меня. — Скажите… Насчет того, что вы… или ваши сотрудники… Вам… им ведь приходится лишать жизни других людей, не так ли? Я не могу понять, как же вам удалось стать достаточно сильными, чтобы преодолеть этот барьер сомнений? Как удалось пойти против природы?
— Хм…
Дон Брюс немного нахмурился и пару секунд молчал, заставляя меня уже жалеть об заданном вопросе. Неужели он что-то заподозрил? Этот вопрос не должен был выдавать мое притворство, мне казалось, что так оно даже лучше поддерживается. Я испугался и вспотел, но не позволял изобразиться волнению на лице, продолжая смотреть прямо в глаза старику.
— На самом деле… хороший вопрос… — озадаченно опустился в кресло синдикалист. — Действительно хороший вопрос…
— Вы не знаете? — удивился я.