Актовый зал. Выходные данные

Кант Герман

Такой труд, естественно, должен быть тесно увязан с учебой. Пафос развития личности, пафос учебы пронизывает все творчество Германа Канта. И даже его мягкий изобретательный юмор нацелен на те же объекты: «Мы стонем под диктаторским режимом науки. Здесь пытают настольной лампой. Деспотия заталкивает нас в бездну премудрости. А прессом ей служит пресса. Недаром говорят, где ученье, там мученье… Мы заперты в клетки собственного мозга. Нам приказано мыслить. У нас оккупированная кибернетикой зона. У нас единый лагерь тишины: тише, папа учится, еще тише, мама тоже!»

И роман «Выходные данные» открывается эпиграфом из Гейне, в нем вновь подчеркивается тесная связь времен. Писателю важно показать, откуда и как пришли в немецкое социалистическое государство такие персонажи романа, как Грот и Франциска, Иоганна Мюнцер и Возница-Майер, Карола Крель и Федор Габельбах. Свою разветвленную, кажется, нескончаемую вереницу эпизодов он подчиняет этой задаче. На фоне планомерно движущегося, рассчитанного по часам рабочего дня редактора

одна за другой вспыхивают колоритные картины прошедшего и давно прошедшего времени, словно выхваченные лучом из глубин истории. Некоторые критики упрекали автора в неупорядоченности подачи эпизодов — упрек несправедлив: эпизоды у Г. Канта передают в перебивах, в непоследовательности мысли, вспышки памяти его героя, загруженного текущими делами. Каждое из воспоминаний высвечивает какую-то новую черту в характере персонажей романа, иногда весьма неожиданную и даже отрицательную. Таковы, например, «афера» Давида Грота с обручальными кольцами или постыдное участие Федора Габельбаха в варварском сожжении нацистами книг прогрессивных авторов в мае 1933 года.

Особого внимания заслуживают вставные новеллы; они не связаны столь тесно с центральными образами «Выходных данных» и почти самостоятельны. Во многих новеллах (трогательное, отлично написанное повествование о военнопленном Гергарде Рикове, полный искрящегося юмора рассказ о памятнике Мольтке, глубоко драматичная история акушерки Туро и др.) затрагиваются проблемы, имеющие самостоятельное значение. Как непросто решался для ГДР вопрос об отношении к классическому наследию, читатели увидят на примере ожесточенной полемики о Мольтке между советским военным комендантом Спиридоновым и бургомистром, коммунистом Фрицем Андерманом. О сложной человеческой судьбе, чуть было не погубленной воинствующим ханжеством, бесхитростно рассказала акушерка Туро, и ее взволнованные слова прозвучали в романе как крик исстрадавшейся души.

Да, конечно, подобные новеллы делают структуру произведения более рыхлой, но, во-первых, при всей своей частичной самостоятельности они органично входят в повествование, и, во-вторых, в них интегрированы многие сложные слагаемые того времени. А если придирчивый критик и скажет, что они ничего не имеют общего с работой иллюстрированного журнала, то ему можно напомнить, что еженедельник «Нойе берлинер рундшау», как это подчеркивает Г. Кант, был «точным слепком» самой страны, будущее которой во многом зависело и от успешной борьбы с мещанством, с ханжеством, и от правильного решения вопроса о традициях и т. д. И вовсе не шутки ради (хотя комизма в этой истории предостаточно) герои романа вынуждены лететь в Лондон через Цюрих, Лисабон и… Пуэрто-Рико. Ведь за внешней комичностью читателю открывается твердолобое упорство поборников «холодной войны», не желающих признать Германскую Демократическую Республику, а в ее посланцах видящих «нежелательных иностранцев неизвестной национальности». Так с помощью небольшой и занятной истории писатель дает нам возможность, перефразируя Маяковского, рукою своею собственной пощупать бестелое слово — «международная политика». И темы внутренние, от кардинальных до самых малых, волнуют Г. Канта ничуть не меньше, ведь они заставляют задуматься о вопросах жизненно важных для всей страны и, следовательно, для «Нойе берлинер рундшау».

С работой — пусть даже и на своем месте — автор связывает еще одну важную проблему, проблему «следа». «Скажи, какой ты след оставишь?» — такой отнюдь не риторический вопрос поэта волнует и ветеранов — Иоганну Мюнцер, Возницу-Майера и сорокалетнего Давида Грота. Примечательна в этом отношении сцена в отделе кадров, после которой главному редактору впервые приходит на ум тревожный вопрос: какую память он оставит по себе, когда уйдет из журнала? Г. Кант и здесь верен своей манере не расставлять всех точек над «i», дать читателю возможность поразмыслить вместе с полюбившимися ему персонажами. Но в конце книги, когда с новой силой возникает вопрос «для чего же ты пришел в мир?», Давид Грот позволяет себе дать свой непритязательный ответ. Читатель, разумеется, вправе развить его, высказать собственные суждения; Г. Кант доверяет ему, и, кроме того, он не терпит догматизма, шаблона, схемы. Он уверен, что именно в таком духе надо воспитывать юное поколение граждан ГДР, причем успешное выполнение этой задачи связано с весьма важной стороной проблемы «следа» — учитель и ученик. В их тесной, плодотворной творческой связи видится писателю залог процветания страны. Учитель и ученик — вот два полюса, два электрода, между которыми вспыхивает искра знания. В роли ученика долгое время был сам герой романа; в многочисленных эпизодах мы видим его «учителей», среди которых пальму первенства надо отдать Пентесилее (так за глаза по-дружески называют сотрудники редакции Иоганну Мюнцер). Но и Вознице-Майеру, и Федору Габельбаху обязан Давид Грот своими успехами. Все они помогли ему одолеть крутой подъем от курьера до шефа журнала. Никогда он не забудет их уроков, их дружеского участия. Однако все это в прошлом, а в настоящем пришла пора платить долги: пришли новые ученики и теперь уже Давид Грот должен выступить в роли учителя. Такова диалектика жизни, и наш герой относится к своей задаче очень серьезно. Ведь он понимает, как нужен социалистической прессе новый Эгон Эрвин Киш, новый «неистовый репортер», и, кто знает, может, им станет один из талантливых пареньков, которых не так уж мало, стоит только хорошенько поискать. Отыщи такого, воспитай его — и можешь считать, что ты уплатил долг своим учителям.

Интересно педагогическое кредо Давида Грота, оно позволяет судить о его взглядах на гражданина социалистического государства. «Не торопись, — советует он учителю, — и его не торопи, но подгоняй. Заставь для начала одолеть тысячу книг… Спорь с ним, спорь до хрипоты, пока у него не останется ничего другого, как высказать собственное мнение. Сбивай его с толку, чтобы он разработал свою систему защиты. Научи его как огня бояться схемы. Громи его, если он станет презирать то, чего не понимает; приласкай, если признается, что не понимает тебя. Накричи на него, если он повторит слово „народ“, где следует сказать „люди“, и закури с ним, если он сочтет слово „обездвиженность“ вопиюще несуразным… Попытайся сделать из него человека дружелюбного, но не трусливого, скептика, но не пессимиста, насмешника, но не циника, такого, что любит работать и наслаждается досугом; ценит свободу, но не мыслит себе жизни без дисциплины; в невежестве видит зачаток варварства; не следует догмам, а верность принципам не путает с догматизмом; сделай из него настоящего товарища своим товарищам и непримиримого врага врагов своих товарищей».

Проблема «учитель — ученик», несомненно, натолкнет эрудированного читателя еще на одно размышление, связанное с жанром книги «Выходные данные». И по своей композиции, и по своей структуре это произведение Г. Канта примыкает к традициям просветительского романа, «романа воспитания». Это ясно подчеркивается и централизацией темы «учитель — ученик», и самим стилем романа, с его неспешным повествованием, вкусом к детализированному (иногда даже чересчур) описанию бытовых сцен, и просветительским пафосом книги в целом. Вместе с тем «годы учения Давида Грота», бесспорно, являются и новаторским шагом в дальнейшем развитии этого жанра. Г. Кант прочно стоит на позициях социалистической литературы; он свободен от противоречивости, свойственной в прошлом даже лучшим образцам просветительского романа. Если в «Годах учения Вильгельма Майстера» стремление героя найти свое место в жизни осмыслялось главным образом с точки зрения интересов отдельного индивида, то в «Выходных данных» мы видим стремление решить проблему, исходя прежде всего из интересов общества. Именно с таких позиций учат Давида Грота и помогают ему занять его место в жизни.

В отличие от многих других «романов воспитания» писатель сразу же знакомит нас с завершающим этапом развития своего героя: характер его уже сложился, и лишь задним числом рассказываются отдельные «ключевые» моменты его биографии, причем далеко не всегда соблюдается хронологическая канва. Однако не только отсутствие постепенного и последовательного развития характера отличает Давида Грота от Вильгельма Майстера и других его литературных предтеч; герой романа «Выходные данные» полон уверенности, полон сознания исторической перспективы, и это придает всей книге устойчивый, обоснованный оптимизм. То, на что надеялись герои «Актового зала», стало для Грота реальной действительностью, порождающей в свою очередь другие светлые надежды. Подчеркнем еще и то, что Г. Кант не ограничился изменением функции и характера «ученика», а изменил также функцию и характер его «учителей», мировоззрение которых незыблемо. Они твердо стоят на весьма определенных нравственных позициях, все силы свои и чаяния они отдали делу рабочего класса. Поэтому их не может удовлетворить эволюция героя романа как таковая; они учат и воспитывают Грота в духе социализма. Писатель показывает в своей книге такое совершенствование характера «ученика», которое могло бы содействовать совершенствованию характера читателя.

Не следует думать, что Давид Грот — герой без изъяна. Недостатков у него не так уж мало, да и ошибаться ему случалось не раз. Однако его натура такова, что он, хоть и не сразу, а побушевав и погорячившись, поступит по-партийному, даже если его личные намерения были первоначально другими. Сознание личной ответственности роднит его с ветеранами партии, акцентируя преемственность революционных поколений. Именно эту ответственность за все автор подчеркнул своим несколько необычным названием романа. Чисто профессиональным термином «выходные данные», как известно, называют краткие сведения о печатном издании (книге, журнале и т. п.), в том числе и о круге лиц, несущих за него ответственность. И действительно, расширительно толкуя термин, возникший в издательском деле, Г. Кант ведет в своем романе речь о людях, которые несут ответственность, и, разумеется, не только за журнал «Нойе берлинер рундшау», который, подчеркнем это еще раз, рассматривается автором как «точный слепок» всей трудовой республики, всей ГДР.

Оба романа имели большой успех в стране и за ее пределами. В 1967 году писателя удостоили премии имени Генриха Манна, а в 1973-м — звания лауреата Национальной премии ГДР. Г. Кант прочно утвердился как романист; критика с интересом ждала завершения трилогии. Однако вместо следующего романа Г. Кант порадовал читателей новым сборником рассказов — «Переход границы» (1975). Возвращение писателя к рассказу нельзя считать случайным. Забегая вперед, скажем, что Г. Кант сам отмечал определенную «ритмичность» в чередовании крупной и малой формы в своем творчестве. Это подтвердили последующие сборники: «Третий гвоздь» (1981) и «Бронзовый век» (1986).