Актриса
Шрифт:
— Неужели прочел? — Тэд хитровато на него взглянул. — Ну да, я мог. Действительно, лучшие фильмы делаются командой из трех. Это правда, это я замечал.
— Ты это утверждал. И перечислил мне целый список фильмов. Он начинался со всякого старья, «Третий человек», «Унесенные ветром»…
— Только не «Унесенные ветром». Эту муру я никак не мог назвать.
— И еще ты говорил тогда же — кстати, до того разговора ты горячо убеждал меня в том, что студии вымирают, что только независимый от всяких студий режиссер, то есть ты сам, сумеет спасти американское кино, — так вот, ты говорил,
Пока он говорил, бедный Тэд переминался с ноги на ногу, свирепо ему подмигивая. Смех да и только. Льюис прекрасно понимал, почему Тэд так дергается. Он очень не хотел, чтобы Хелен знала, что он делает ставку на нее. Чтобы не воображала и не слишком брыкалась, объяснил тогда ему Тэд.
Тут уже не выдержала Хелен и, нахмурившись, выжидающе повернулась к Тэду:
— Погоди, какая еще звезда? Так ты говорил Льюису о том, что тебе требуется звезда?
— Возможно, и говорил. В порядке бреда. Ну и что, разве не бывает: ни с того ни с сего человек становится звездой? — Он скользнул по Хелен осторожным взглядом.
— А еще ты говорил о легенде, — бросил Льюис, предательски подтрунивая.
— Ну, легенда. Легенды с неба не сваливаются. Их делают. — Тэд тут же ухватился за это слово. — Об этом я и говорю. Пытаюсь сказать. У нас еще не отработан имидж Хелен. Пока не отработан. Тут надо поломать голову.
Он умолк, потом снова плюхнулся на стул и отпил глоточек из переполненной чашки. Льюис хотел снова его поторопить, но осекся: Хелен ловила каждое его слово. Она не сводила с него глаз, точно Тэд был Моисеем, только что сошедшим с Синая с десятью заповедями под мышкой.
— Да, тут надо поломать голову, — почувствовав ее интерес, Тэд довольно хихикнул. — Надо продумать все до мелочей. Лицо. Прическа. Макияж. Одежда. Мы должны умело тебя подать. Стиль — классический. Кутюр. Я хочу, чтобы ты выглядела женщиной, а не желторотым подростком. Чтобы с первого взгляда было ясно: ты, что называется, предмет роскоши. Чтобы все мужики сатанели от похоти, глазея на тебя в темном кинозале. Сатанели и думали: господи, я все бы отдал за такую, но мне не видать ее как своих ушей, так холодна, так безупречна — эта игрушка мне не по карману…
— Минуточку, я… — попытался остановить его излияния Льюис. Но Тэд и ухом не повел.
— Я хочу от тебя сексуальности, ясно? Чтобы мужики сходили из-за тебя с ума, чтобы, лежа в постели со своими женами, подружками и хрен их знает с кем, они воображали, что рядом ты. Но при этом они ни на миг не должны забывать: ты — мечта и никогда до них не снизойдешь. Почему? Да потому что ты сама чистота, сама невинность. У тебя настолько невинный вид, что мужикам распирает ширинки. Это же классический вариант. Извечный парадокс истинной женственности. Синдром: Артемида и Афродита, девственница и она же шлюха…
— С меня хватит. — Льюис поднялся на ноги. Голос его был грозен. — Убирайся отсюда, Тэд, сейчас же убирайся. Я не желаю слушать
Тэд хлопнул глазами, но с места не двинулся. На его физиономии было написано искреннее изумление. И чего я на него накинулся, виновато подумал Льюис. Ведь столько раз выслушивал уже эту муть и не дергался.
— Прости, Льюис. Хелен, ты на меня не обиделась? Я просто набросал вам некоторые идейки, объяснил, как делаются такие дела. Может, не так выразился местами. Я же не говорю, что ты на самом деле шлюха, хотя, впрочем, и не девственница…
— Тэд!.. Еще слово, еще одно слово, и я… клянусь…
— Ну что ты кипятишься, Льюис, успокойся. — Тэд глотнул чаю. — Перехожу к главному. Хелен, ты не против? Постараюсь быть кратким. Вопрос до чрезвычайности важный…
— Пусть выложит все, Льюис, — сказала Хелен, продолжая смотреть на Тэда. — А ты, ты можешь нормально объяснить, что тебе нужно?
— Уговорила. — Он, сдаваясь, поднял пухлую ладонь, Льюис снова сел. А Тэд принялся загибать пальцы на руке:
— Итак, первое: манера говорить. Тут у нас все тип-топ, но надо бы поинтересней. Слишком четкий выговор, слишком как у всех, слишком английский. Не то, совсем не то. Нам бы не мешало подпустить таинственности… Возьмем ту же Гарбо или Дитрих. Их имена завораживают — а почему? Да потому, что их не ухватишь, не втиснешь в привычные рамки. Говорят вроде по-английски — а не англичанки…
— Да ну тебя на фиг, Тэд, ясное дело, не англичанки, — не выдержал Льюис. — Одна шведка, вторая немка. При чем тут твоя чертова таинственность?
— Погоди, Льюис. Не ершись. Это ты знаешь, что одна шведка, а вторая немка. Но те, кто сидит в темноте и глазеет на экран, — не знают, а если и знают, то думают совсем о другом. О том, как она не похожа на остальных баб. Она из другого теста. Сплошная экзотика. Тайна…
— Еще раз услышу от тебя слово «тайна», Тэд, и, ей-богу, я вышвырну тебя…
— Я знаю, что он имеет в виду, — тихо сказала Хелен. — Он говорит о власти. Которую ты имеешь, если ты не такой, как все. Когда окружающие не могут тебя вычислить, понять, что ты собой представляешь…
— Разве это дает власть? — Льюис с недоверием на нее посмотрел.
— Иногда. Так мне кажется.
Тэд с интересом за ними наблюдал. Потом придвинулся ближе.
— Так о чем бишь я. Тебе, Хелен, нужно поработать над голосом. Пока есть время до следующего фильма. Он должен звучать загадочней, быть дразнящим. Чуть меньше невинности. Произношение пусть остается безупречным, но сдобрим его легким, почти неуловимым акцентом. Французским или итальянским, в общем, желательно европейским. И чуточку американского не повредит.
— Не слишком аппетитный коктейль, — Льюис повернулся к Хелен и с изумлением обнаружил, что она на полном серьезе слушает весь этот бред. — Почему бы тебе не продемонстрировать Тэду свои способности, моя милая? Ему же нужны акценты. Он и не подозревает…
Льюис тут же пожалел о своих словах, потому что Хелен вспыхнула до корней волос. А Тэд, напевая что-то, начал слишком пристально разглядывать потолок, потом пол.
— Он знает, — напряженным от смущения голосом сказала Хелен.
— Знает? И давно узнал?