Аку-аку
Шрифт:
Однажды у берега Пасхи бросил якорь отряд из семи перуанских парусников. Островитяне поплыли к судам, их пригласили на борт и порадовали, разрешив нарисовать каракули на листе бумаги. Сами того не зная, пасхальцы подписали контракт, подрядились работать на богатых гуано островах у побережья Перу. И когда они, ничего не подозревая, собрались вернуться на берег, их связали и бросили в трюмы. Затем восемьдесят охотников за рабами подошли на шлюпках к пляжу и разложили одежду и прочие соблазнительные дары. Прельщенные такой роскошью, любопытные пасхальцы, усеявшие прибрежные скалы, стали подходить поближе. Когда их собралось несколько сот, перуанцы ринулись в атаку. Тех кто, опустившись на колени, собирал дары, схватили и связали, а пытавшихся спастись бегством или вплавь обстреляли. Последняя шлюпка, набитая пленниками, уже готовилась отчалить, когда один из капитанов вдруг обнаружил двух укрывшихся в пещере
Так остров Пасхи в сочельник 1862 года разом обезлюдел. Кого не загнали в трюмы и не уложили наповал пулями на берегу залива, те попрятались в подземелье, завалив входы камнями. Гнетущая тишина воцарилась на голом острове, лишь угрожающе ворчал прибой. Огромные истуканы стояли с каменными лицами. А с кораблей доносились песни и пьяные вопли, гости не подняли якорь, пока не отпраздновали рождество.
Обитателям Пупа Вселенной, познавшим и Пасхи, и рождество, предстояло теперь получше познакомиться с внешним миром. Корабли увезли тысячу рабов и высадили их на перуанские острова собирать гуано. Епископ Таити выступил с протестом, тогда власти распорядились, чтобы пленников немедленно вернули на родной остров. Но человек девятьсот успели погибнуть от болезней и непривычных условий, прежде чем за ними пришел корабль, а из ста уцелевших восемьдесят пять умерли по пути домой. Только пятнадцать островитян вернулись живыми на Пасхи. Они привезли оспу, которая мгновенно распространилась по всему острову и прикончила чуть не все население, даже тех, кто скрывался в самых глубоких и тесных пещерах. Нужда и болезни сократили число обитателей до ста одиннадцати человек, считая взрослых и детей.
Тем временем на острове впервые поселился чужеземец, который руководствовался самыми благими намерениями. То был одинокий миссионер, искренне старавшийся помочь местным жителям. Увы, они начисто обокрали его, забрали даже одежду слуги господня. Он бежал с первым же кораблем, однако вернулся с помощниками и учредил маленькую миссионерскую станцию. Оставшиеся в живых пасхальцы позволили окрестить себя, а года через два явился какой-то странствующий француз-авантюрист и натравил их на миссионеров. Они прогнали пастырей, прикончили француза и продолжали петь псалмы без посторонней помощи; все прочие следы миссионерской деятельности быстро изгладились.
В конце прошлого века чужеземцы установили, что на Пасхи отличные пастбища для овец, и остров был аннексирован Чили. Ныне здесь есть губернатор, священник, врач и никто больше не живет в пещерах или камышовых хижинах. На смену древней культуре пришла цивилизация, как это было у эскимосов, индейцев и обитателей других тихоокеанских островов.
— Так что мы прибыли сюда не за тем, чтобы изучать жизнь цивилизованных островитян, — сказал я. — Мы будем вести раскопки. Если сегодня вообще можно найти ответ на загадки острова Пасхи, то только в земле.
— А разве здесь раньше никто не занимался раскопками? — спросил один матрос.
— Считают, что здесь негде рыть, нет почвы. Деревья на острове не растут. А если и раньше тоже не было леса, то ведь одна увядшая трава не образует мощного слоя земли. Поэтому все уверены, что тут нет смысла искать.
В самом деле, на этом удивительном острове побывали только две археологические экспедиции, больше желающих не нашлось. Первая экспедиция носила частный характер, руководила ею англичанка Кэтрин Раутледж. Она приплыла на Пасхи в 1914 году на собственной шхуне, измерила и нанесла на карту все, что видела на поверхности земли, и в первую очередь каменные террасы, старые дороги, а также четыреста с лишним огромных изваяний, разбросанных по всему острову. Работы был непочатый край, и Раутледж просто не хватило времени заниматься систематическими раскопками, удалось лишь расчистить от земли несколько статуй. На беду, научные записи экспедиции пропади, по Кэтрин Раутледж написала о своем кругосветном плавании книгу, в которой говорит, что остров буквально пропитан таинственностью а нерешенная вековая загадка с каждым днем все больше занимала ее мысли. Тени неизвестных ваятелей прошлого витают над островом, писала она. Они напоминают о себе на каждом шагу. Давно умершие каменотесы более активны и реальны, чем ныне живущее население, и безраздельно властвуют над островом, опираясь на своих вассалов — безгласных истуканов. Движимые неведомым для нас стремлением, они иссекли каменными рубилами склон потухшего вулкана, изменили облик целой горы, и все это ради того, чтобы воздвигнуть огромные человекоподобные скульптуры по берегам заливов и у причалов. «Вокруг острова и над ним простираются без конца и края море и небо — безграничное пространство, несравненная тишина. Человек, живущий здесь, всегда прислушивается
Так воспринимала Раутледж остров Пасхи. Она открыто признавала существование тайны, трезво изложила собранные факты и предоставила искать ответ последующим исследователям.
Двадцать лет спустя военный корабль доставил на остров Пасхи франко-бельгийскую экспедицию; потом другой корабль ее забрал. Один из археологов умер в пути, и, пока француз Метро опрашивал островитян, собирая материал для этнографического очерка, бельгиец Лавашери еле поспевал изучать тысячи наскальных изображений и каменные памятники, которые сами бросались в глаза на безлесном острове. До раскопок дело опять не дошло.
Французы и бельгийцы наметили себе в общем-то другие задачи, чем англичане, изваяния не были в центре их внимания. Но Метро заключил, что не так уж тут все и загадочно, на Пасхи могли прибыть самые обыкновенные туземцы с островов, лежащих дальше на запад, им захотелось делать фигуры, а так как деревьев не было, они принялись долбить гору.
И до и после этой экспедиции на Пасхи побывали другие исследователи и множество путешественников. Пока судно несколько дней, а чаще несколько часов стояло на якоре, они записывали со слов нищего населения предания и собирали резные изделия из дерева, либо добывали образцы скудной фауны и флоры. Медленно, но верно крохотный островок на краю света опустошали на потребу музейных витрин и сувенирных полок. Большинство поддающихся переноске предметов увезено. Лишь громадные головы с презрительной окаменелой улыбкой по-прежнему высятся на склонах, встречая и провожая лилипутиков, которые приходят сюда, таращат на них глаза и уходят опять, меж тем как одно столетие сменяется другим. Ореол таинственности легкой дымкой окутывает остров.
Таковы основные черты истории острова Пасхи.
— А может быть так, что у островитян есть еще какие-нибудь предания? — спросил негромко капитан.
— Оптимист, — сказал я. — Завтра ты их увидишь, это такие же цивилизованные люди, как мы с тобой. Первым здесь собирал предания американец Томсон. Это было в 1886 году, до того как пасхальцы подверглись влиянию чужеземцев, которые потом поселились на острове. Они ему рассказали, что их предки приплыли с востока на огромных судах, шестьдесят дней правили на закат. Сначала на острове обитали два различных народа, «длинноухие» и «короткоухие», но затем разразилась война и вторые почти совершенно истребили первых, потом продолжали хозяйничать одни. Все старые предания, какие сохранились, можно сегодня прочесть в книгах. Вообще в Южных морях от старины мало что осталось.
— А на острове Пасхи тем более, — вставил Гонсало. — Тут теперь поселилось много белых, построены даже школа и маленькая больница.
— Так что пасхальцы могут нам помочь только как рабочие на раскопках, — продолжал я. — Еще, может быть, у них найдутся для нас свежие овощи.
— Надеюсь, вахины не откажутся научить нас плясать хюлу, — пробормотал один из механиков, поддержанный смехом и одобрительными возгласами товарищей.
Вдруг чей-то хриплый голос что-то произнес. Но чей? Все смотрели друг на друга. Кто же это был? Штурман осветил фонариком теряющуюся во тьме палубу. Никого. Странно… Наконец механик нарушил молчание, еще что-то сострил насчет хюлы, и опять послышался незнакомый голос. Может быть, из-за борта? Мы подбежали к фальшборту и посветили на черную гладь. Какая там черная гладь — свет фонаря пал на множество сверкающих любопытными глазами лиц, и каких лиц! Подобных пиратских физиономий мы еще никогда не видели. Плотно сгрудившись в тесной лодчонке, на нас снизу смотрели гости.
— Иа-о-рана! — крикнул я. Поймут?
— Иа-о-рана! — ответили они хором.
Значит, полинезийцы, заключил я. Но бог ты мой, сколько же тут еще всяких примесей!
Мы бросили им трап, и один за другим они полезли вверх. Большинство — крепкие, здоровые парни, только одетые в какие-то лохмотья. Вот первый показался над фальшбортом, голова обвязана красным платком, в зубах зажат узел, на теле драная майка и подвернутые до колен остатки штанов. Мелькнули босые ноги, и он ступил на палубу. За ним последовал огромный рябой верзила в старой зеленой шинели, тоже босой. Он нес на плече здоровенную дубинку и связку украшенных резьбой палок. А там уже появилась оскаленная деревянная голова с огромными глазищами и козлиной бородкой и деревянная же фигура с торчащими ребрами. Это изделие нес пасхалец в белой матросской бескозырке. Поднявшись на борт и пожав руку тем, кто стоял поближе, оборванцы принимались извлекать из своих узлов и мешков своеобразные изделия. Из рук в руки переходили замысловатые деревянные скульптуры, которые поразили нас еще больше, чем их владельцы.