Акулы шоу-бизнеса
Шрифт:
— Ерунда, резиновые пули, — махнул рукой полковник Багров, — оклемается. Кстати, дочка, могу тебя обрадовать одной приятной вестью. Полчаса назад наши ребята известного тебе Веню Бирюлевского взяли. Малость его мои орлы покатали по асфальту, и он сразу же сознался, что следователя застрелил не твой отец, а Загорский, и твой отец невиновен. Дело было шито белыми нитками, но этот хрен моржовый Загорский умел такие дела стряпать и закамуфлировать, чтобы комар носа не подточил. Поэтому не горюй, дочка, выпустим твоего папашку. Вообще он у тебя мудрый мужик. Хитро придумал с копией документов по «пиратам» и этой курьерской
— Так отец написал на посылке, чтобы я сразу же к вам обратилась, — ответила Татьяна, — я и обратилась.
Полковник Багров подошел к сидящему у стены и утирающему кровь из разбитого носа Бальгану, остановился и почесал свой кулак. Продюсер покосился на огромную волосатую ручищу и пропищал жалобно:
— Только не бейте, я все расскажу, во всем признаюсь, только не бейте.
— Расскажи сначала, куда «Лексус» Татьянин подевал, рожа твоя протокольная? — спросил Багров. — А уж потом о твоих махинациях поговорим.
— Он на стоянке в Рязани стоит целехонький, — ответил Бальган, — я просто пошутить хотел, это Сметанин меня подговорил.
Полковник не удержался и все-таки пнул ногой под зад продюсера. Тот сжался и задрожал.
— Про Сметанина отдельный разговор будет, — пообещал Багров, — тот тоже сейчас под колпачком, будете сидеть неподалеку друг от друга — два шоколадных кренделя.
Бальган скорчил кислую мину. Казалось, он сейчас заплачет. Из-за дивана поднялся ничего не понимающий Святогор. Он еще был в легком нокауте. Увидев поверженного Загорского, лежащего без сознания от болевого шока, бедняка улыбнулся, держась руками за спинку дивана, и снова упал. Татьяна подскочила к нему, помогла подняться и усадила его на диван. Святогор с жалостью посмотрел на раздолбанный вдребезги видеомагнитофон и со вздохом произнес:
— И зачем он аппарат разломал, ведь мог бы догадаться, что в видике копия, а оригинал в видеокамере остался.
— Да хрен с ним, с аппаратом, радуйтесь, что сами живы, — сказал Багров и повернулся к своим бойцам: — Забирайте этих двух зябликов, ребятам отдохнуть надо. Они нам здорово помогли. Медали не обещаю, но руку пожму.
Омоновцы потащили к выходу жалобно блеющего Бальгана и бесчувственного Загорского. Полковник Багров пожал руку сначала Татьяне, потом Святогору и вышел из комнаты.
— Ну что? — спросил Святогор, вставая с дивана. — Кажись, все…
— Нет, не все, — помотала головой Татьяна, — вот когда отца выпустят, тогда будет все.
Эпилог
Поезд «Москва—Мурманск» отправлялся с Ленинградского вокзала столицы через пятнадцать минут, а Татьяна и Краб уже подошли к вагону. Отец вошел в свое купе, бросил на полку тощую сумку и вышел обратно. Люди двигались вдоль вагонов, таща тяжелые баулы и чемоданы; проводница, зевая, проверяла билеты. Татьяна была, как обычно в людных местах, в косынке и темных очках для конспирации, чтобы не узнавали. Что делать — последнюю неделю ее лицо, правда, в компании с Бальганом и разоблаченным Загорским, не сходило с телеэкрана и обложек газет и журналов.
— Может быть, останешься? — спросила Татьяна.
— Нет,
— Закрыла, — усмехнулась Татьяна, — он на платной стоянке на привокзальной площади, под охраной, не угонят.
Мобильный телефон ее зазвонил, она включила трубку, и ее брови взметнулись от удивления.
— А вы разве не за границей? Нет? Тут недалеко? Меня видите? А вы где, я вас не вижу? Деньги, которые я брала с этой карточки, я вернула, положила обратно, так что мы квиты. Но ладно, подойдите, раз есть разговор.
Она выключила трубку и удивленно пожала плечами. Отец спросил, кто звонил, и она вполголоса ответила, что олигарх Сметанин. Краб удивился, сказал, что вроде говорили, будто олигарх бежал за границу.
— Я тоже так думала, — ответила Татьяна.
К ним подошел волосатый субъект хипповского вида с гитарой и мятым рюкзаком за спиной, в рваных джинсах и темных очках. Остановился рядом и уставился в упор. Татьяна глянула на него, отвернулась, потом еще раз глянула и спросила:
— Что вы на меня так смотрите? На мне расписание движения поездов не написано вроде бы…
— Это я, — вполголоса сказал хиппи.
— Смета… ? — удивилась Татьяна, едва узнавая в грязном бродяге лощеного богача.
— Тс-с, — испугался олигарх, оглядываясь вокруг, — прошу вас, тише! Я попал в беду, все мои счета арестованы, наличные опечатаны, единственные свободные средства на той карте, что я вам дал, она оформлена на ваше имя. Не займете мне сто тысяч на новый паспорт и билет до Швейцарии?
— Да эта карта ваша, забирайте ее совсем, — сказала Татьяна и полезла в карман.
— Погоди, дочка, его же прокуратура ищет, — остановил ее Краб, — а раз ищут, значит, есть за что, значит, виновен. Давай-ка лучше его в милицию сдадим.
— Вы сами недавно по обвинению в убийстве в камере сидели, — напомнил всеведущий олигарх, — а потом выяснилось, что никого не убивали. Подумайте хорошенько, нужно ли вам меня в милицию сдавать?
Краб почесал щеку и махнул рукой. Надо ехать на службу домой, а тут свяжешься с этим олигархом — и опять в какую-нибудь историю влезешь. Пусть уж гуляет. Краб вспомнил, как гонимый олигарх снился ему со слоновьим хоботом, и невольно улыбнулся — теперь он был больше похож на мышь, хвост которой зажало в мышеловке. Татьяна протянула Сметанину карточку, он выхватил ее, развернулся и растворился в толпе так быстро, как кусок сахара в очень горячем чае. Потянуло дымом титана из вагонов.
— Сейчас сяду, попью чайку и спать, — сказал отец.
— Отъезжающие, занимаем места, — громко сказала проводница, — провожающие, выйдите из вагонов.
Краб обнял на прощание Татьяну и поцеловал ее. Поезд тронулся. Краб прыгнул в тамбур, улыбнулся и сказал:
— Ну, если что — звони…
— Позвоню, — пообещала Татьяна, шагая вслед за поездом, — позвоню — не успеешь соскучиться…
Состав набирал скорость. Татьяна отстала. Отец помахал ей напоследок рукой из окна коридора. Через пять минут поезд уже исчез за поворотом среди паутины рельсов, столбов и стоящих на приколе составов. Татьяна повернулась на каблучках и пошла по перрону в сторону Ленинградского вокзала.