Акушер-Ха! (сборник)
Шрифт:
– Кожвен! [3] Я – в «Меридиан»!
– Вовка, ты туда лучше не ходи пока, – моё человеколюбие высказалось весьма саркастичным тоном. Я поднялась с пола, чтобы выйти на улицу – отсмеяться вдоволь, выкурить сигаретку, протрезветь и… И надо же было такому случиться, что я оперлась на дверную ручку. Дверь раскрылась. В полнейшей тишине все уставились на меня. Из-за раскрытой двери раздался препротивнейший женский голос: «Следующий!»
Ну и что мне оставалось делать? Встряхнулась и вошла.
3
Кожные и венерологические
– Фамилия! – вопросил меня скрипучий предклимактерий откуда-то сбоку.
Оглядев уставившихся на меня членов комиссии, я глухим контральто изрекла:
– Романова.
Тут же сработал рефлекс боязни слишком коротких ответов:
– Анна Ярославна, – добавила я.
Вы никогда не присутствовали на клиническом разборе кондового шизофреника-интеллектуала с его непосредственным участием в дискуссии? Тогда вам сложно представить выражение лица уставившегося на меня декана. Он судорожно запустил руки себе в волосы и, сорвавшись на фальцет, пискнул в сторону вопрошающего гласа:
– Полякова! Татьяна Юрьевна! – И, резко перейдя на бас, прочревовещал без паузы уже в меня: – Не выёживайся!
– Анна Ярославна была Мудрая, если мне не изменяют нейроны головного мозга, – подхихикнув, изрёк профессор Носкетти, заведующий кафедрой психиатрии.
– Мудрая она была по отцу. А по мужу очень даже Генрих, Павел Иосифович! – менторским тоном ответила я милому и умному, но вечно сексуально озабоченному старцу.
– Седьмая группа! Первый лечебный факультет!! Пятый курс!!! – в это время уже баритоном надрывно распевал на мотив арии князя Игоря декан.
Секретарша порылась в бумагах, и досье на мою персону было передано председателю комиссии. Некоторое время он молча перелистывал кондуит, перемежая чтение пристальными взглядами в мою сторону.
– Здравствуйте! – пожелала я лично ему не хворать.
– Сверчковский. Борис Александрович. Главный акушер-гинеколог Министерства здравоохранения.
И, немного помолчав, главнокомандующий отрекомендовался полностью:
– Действительный член нескольких академий.
– Действительный? Ух ты! – вполне искренне восхитилась я.
Носкетти хихикнул ещё раз (декан посинел).
– Ну и что вы нам расскажете, Полякова… Анна Ярославна?
Декан тем временем ожил и начал рассказывать глубокоуважаемой комиссии, какая я, в общем и целом, киса и лапочка, умничка и разумничка, талантище и трудолюбие под одной немного съехавшей крышей. И что моя работа о поверхностно активных веществах в метаболизме гельминтов, написанная в бытность старостой биологического кружка на первом курсе, выиграла какую-то там бронзовую медаль на какой-то там выставке народных достижений. И что я активный член СНО с 1917 года. Что именно я лаборантствовала изо всех сил в научной работе заведующего кафедрой патологической физиологии, которая получила премию имени кого-то там. И что я написала стихотворную оду на открытие конгресса патологоанатомов, на котором представила работу по сравнительной характеристике поджелудочной железы скотины резус-положительной и твари резус-отрицательной. И что в зачётке моей, кроме «отлично с отличием», иных записей и не сыскать, даже с графологической экспертизой…
Члены комиссии смотрели на меня с большим сомнением. Я делала декану большие глаза и еле сдерживала желание, восхищённо присвистнув, уточнить, кто это у нас такое совершенство.
– Саша, помолчи! – строго сказал Действительный Александру Ивановичу. – Я хочу послушать, что нам расскажет сама… Анна Ярославна.
Вече отвлеклось от перекладывания бумажек с места на место, и все уставились на меня.
Студенточка двадцати лет, сорока семи килограмм весу, во всём полагающемся третьему дню пьянки хмелю, оглядев всех этих доцентов, профессоров, членов-корреспондентов, действительных и не очень, а также представителей министерства, облздравов, городских управлений и т. д. и т. п., испытала приступ безудержного веселья. Параллельно почему-то протрезвев. Не знаю, кой чёрт её дёрнул? То ли наследственная шизофрения по бабушкиной линии, как результат инбридинга в ряду дворянских поколений? То ли дед – люмпен, алкоголик и хулиган – по отцовской? То ли не вовремя всплывший в голове фильм «Карнавал»? На декана было жалко смотреть. Верховный Жрец сверлил меня взглядом без тени улыбки.
В общем, надув щёки (исключительно с целью не расхохотаться), я произнесла приветственный спич:
Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страхИ можете держать себя свободно,Я разрешаю вам. Вы знаете, на дняхЯ королём был избран всенародно,Но это всё равно. Смущают мысль моюВсе эти почести, приветствия, поклоны…Я день и ночь пишу законыДля счастья подданных и очень устаю… [4]В гробовой тишине Сверчковский прожигал меня аргонной сваркой своего взгляда. Его маска… то есть очки – запотели. Все остальные члены комиссии уткнулись носами в стол. Декан мимикрировал и слился со стеной. Первым отмер добродушный старичок Носкетти.
4
Апухтин. Сумасшедший.
– Быть может, психиатрия? У меня как раз есть вакантное местечко на кафедре. На четвёртом курсе девочка написала замечательную работу «К вопросу о влиянии дигоксина и тетрагидроканнабиола на творчество ранних импрессионистов», а её замечательная поэма «Нет туйона – нет ушей, хоть завязочки пришей!» до сих пор цитируется всеми сотрудниками и пациентами клиники.
– Уж лучше тогда наркология.
Все оглянулись в поисках источника реплики.
– Полякова, ты же ходячее наглядное пособие о дурном влиянии этилового спирта на неокрепшие умы! – голосом декана сдавленно продолжало шептать белое пятно на белой стене.
– Ой, вот только не надо, Александр Иванович, – парировала я. – А кто на олимпийской базе в Стайках у меня последнюю бутылку водки экспроприировал с воплями: «Грабь награбленное!»? А потом полночи фальшиво распевал под окнами: «Я люблю вас, я люблю вас, Ольга», хотя никакой Ольги у меня в номере не было?!
– Ага! Зато Примус там был! Я всё видел! Он утром к проруби купаться без трусов вышел, чем окончательно деморализовал спортивный дух! – взвизгнул декан, вдруг неожиданно проявившись всеми цветами радуги. Поперхнулся и добавил солидным баритоном, обращаясь к комиссии: – Татьяна Юрьевна – спортсменка и не раз защищала честь нашего вуза на соревнованиях.
– Отличница, комсомолка, спортсменка, – изрёк главнокомандующий тоном статуи Железного Феликса.
– Я ещё могу басню Крылова и матросский танец «Яблочко», – с подобострастной готовностью предложила я.
– Апухтина вполне достаточно, – неожиданно миролюбиво сказал Сверчковский. – Татьяна Юрьевна, что вы хотите?
– Я хочу мира во всём мире, «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и писателем хочу. Чтобы быть.
– Я же говорю – психиатрия! – подал очередную реплику неугомонный Павел Иосифович.