Алая сова Инсолье
Шрифт:
— А ломать обязательно? — Странное чувство правильности происходящего накрыло с головой. Даже то, что я, кажется, только что убила человека, больше не высушивало грудь и голову изнутри. Я просто знала — так всем лучше, даже Виссе.
— Других аргументов ты не понимаешь. Я тебя и просил, и умолял, и привязывал, и магией сковывал. Осталось только сломать. А теперь ты и вовсе моя жена, хочу — наказываю, хочу — нет.
— Жена? — Я удивилась. Сильно.
— Ага. Брачные браслеты я кому надевал? Вот с тех пор и жена. — Инсолье пальцем зацепил подвеску на моем украшении.
—
— А ты меня спрашивала, когда каждый раз лезла своей тощей задницей в неприятности и меня туда тянула?
— Все-таки идиот.
— О, прекрасная святая сова знает такие слова?
— Я еще и не такие знаю. Поцелуй меня еще раз, а потом мы пойдем и…
Я хотела сказать — пойдем и выпустим Васко из земляной ловушки в саду позади дома цветов, в которую его заманила Висса. Но Инсолье, кажется, понял меня неправильно.
— Для этого никуда ходить не надо! — заявил он и рывком опрокинул меня на спину. — Травка мягкая, зеленая. Получше, чем протертые вшивые матрасы в кабаке с тонкими стенами.
— Мне в спину впивается камень. — Я засмеялась, не выдержала и снова его поцеловала. Куда-то делись все сомнения и страхи. Я сейчас не боялась, что Инсолье надоест возиться со слепой. Что он наиграется и уйдет. Что нас тут найдут, прямо рядом с мертвой преступницей. Что будет — то будет. А сейчас мне хорошо. Даже несмотря на камень.
— Шатт! — выругался мой невозможный спаситель, опять рывком поднял меня на руки и куда-то понес.
Глава 44
Инсолье
Все же она поумнела, это несомненно. Лучше ничего не придумать было — калечная девчонка из борделя заигралась в темную магию со своими шарфиками. Если жрать людей — натурально жрать, выпивать жизненную силу через проклятый артефакт, рано или поздно мозги превратятся в кисель. Это закон магии. Обученные некроманты таким никогда сами не занимаются, хотя и могут поспособствовать некому придурку заполучить инструмент для пожирания. Две цели одним ударом — например, «мститель» уничтожит кого хотел, а следом и сам сгинет. Не сразу, со временем, так некроманты народ такой — мы никуда не торопимся.
Большинство темных артефактов, где-то процентов восемьдесят разных вредилок, — оно ж все на продажу или по индивидуальным заказам. Сами мы редко что из них используем, себе дороже.
Но сова… Я не ожидал, честно. Не знаю даже, то ли ужасаться, то ли восхищаться. Она вот так может теперь? Выслушать, принять решение и сделать. Не впадая в слюнявые сомнения, не пытаясь переложить ответственность на других. Просто взять и остановить больное сердце, разом отпустив покалеченную душу. Это…
Умиляться, что ли? Еще можно порадоваться, наверное. Ведь это мое дурное влияние так испортило светлого птенчика. Надеюсь. Теперь это никакой не светлый птенчик с церковными догматами вместо мозгов, это моя сова. Настоящая. Хищная умная птица с острыми когтями магии, а не фальшивое чучело в перьях.
Если раньше я просто бесился от ее придури и хотел ее себе, то теперь… теперь хочу в сто раз больше! Вот такую, неожиданно спокойную, все еще дурную с ее милосердием и стремлением помочь кому попало. Одновременно слабую и нелепую из-за этого стремления и такую сильную этим же. Если решила что-то — идет до конца.
И отвечает на поцелуй так жарко, что это натурально сводит с ума.
Кажется, моя месть вышла просто нереально зловещей! Я как демон, переманивший на свою сторону святую душу. И ее же отлюбивший! Или немного наоборот? Кхм-м.
— Ты либо целуйся, либо думай, — раздалось из-под снова упавшей вуали. — Иначе уронишь меня. Куда мы вообще идем? Точнее, куда ты меня несешь?
— Откроем ловушку, пусть пацан сам выбирается, и лучше, чтобы он нас не видел, — пояснил я, усилием воли разгоняя кровь по телу и направляя ее в мозг. А то она вся, шатт, в одно место стекла! — И уходим. Больше нам тут делать нечего, особенно рядом с твоими бывшими братьями. Заберемся подальше в лес, там я упокою нашего мертвого друга Азу, и его книга по праву станет нашей. А дальше… а дальше мы пойдем и вернем тебе глаза. Когда разберем написанную одним гаремовладельцем белиберду.
Да, пойдем и вернем. Я хочу, чтобы ты меня видела, сова. Настоящего. Я понимаю, что ничем хорошим твоя зрячесть для меня не кончится, но я все равно этого хочу. Рехнулся, наверное.
— Хрюша остался в стойле у постоялого двора, — напомнила Имран, и я сердито зарычал. Ну и остался бы насовсем, плакать не стану, если эта образина с рогами потеряется. Только сова не согласится, а переупрямить ее — нереально.
— Схожу ночью и выведу. А даже если не выведу, он все равно сам выбежит и найдет нас по запаху. Ему привязь разорвать да амбарный замок сломать — что мне плюнуть.
— Хорошо.
О! Неужели мертвые боги вспомнили своего верного адепта и послали мне удачу? Что, даже спорить не будет? Совсем?
Но вообще, впору тем же мертвым богам список претензий выкатить. С какой стати они одарили сову таким запасом интуиции, что даже мне завидно?
Потому что шаттова книга, как оказалось, еще и заколдована. Если бы Имран не настояла на том, что мы обязательно должны помочь Азу и выполнить его последнюю просьбу, вместо новых глаз получили бы старые проклятия и всю армию халифата на хвост.
Я это понял вечером на месте нашего старого привала, куда уже приперся свинобык с телегой (я же говорил, сам справится). Когда призрак вместо того, чтобы просто упокоиться в ходе специального ритуала, вдруг взорвался формулой-ключом и устроил такую свистопляску вокруг фолианта, что я сам едва глаза на землю не выронил! Лихорадочно считывал плетения, которыми нам могло прилететь, вздумай мы смошенничать.
— Что это был за фейерверк? У меня в голове звенит. — Когда все стихло, а дурацкая книжка шлепнулась на землю, выпав из кокона заклятий, сова стояла рядом и цеплялась за мою руку так, словно меня могло унести ветром тех самых плетений.