Альбинос (сборник)
Шрифт:
А те сендеры, проехавшие через мост, разве не были они особой вытянутой формы? Именно такие клепают в Замке Омега…
И тут же Эви выдохнула:
– Омеговцы!
Я опустил бинокль. Цыганка подалась вперед, сжав кулаки. Глаза у нее, стало быть, поострее моих – заметила солдат и без бинокля.
– Они что, оккупировали этот твой Муром? Тормози!
Повесив бинокль, я взялся за штурвал, но тормозить не стал. Ограды у поселка не было, мы приближались к крайним постройкам.
– Музыкант, тормози!
Она схватилась за штурвал, но я откинул ее кисть и сказал рассудительно:
– Во-первых,
Она глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух из легких, пытаясь успокоиться. «Зеб» проехал между фанерной будкой с крышей, покрытой ветошью, и торчащей из земли бетонной плитой. На плите, болтая ногами, сидели два мальчишки-оборванца. Из будки высунулась унылая, заросшая щетиной рожа, оглядела самоход и убралась обратно.
– Сколько отсюда до Арзамаса? – спросила Эви.
– Примерно полночи ехать. Это если ни в какие неприятности не ввязываться, а с тобой я постоянно ввязываюсь.
– Чего это – постоянно? – возразила она. – Омеговцы только за нами погнались, и все. Слушай, а можно я еще эту штуку потрогаю?
– Какую именно? – уточнил я.
Она коснулась моего левого запястья. Пощупала его осторожно и пробормотала:
– А ведь вообще незаметно… И не отодрать, говоришь, никак? Музыкант, а у Меха-Корпа ведь мастерские всякие, приборы там навороченные… Может, им показать эту руку твою, чтоб исследовали?
Не отпуская штурвал, я схватил ее за шиворот и рывком притянул к себе.
– Не вздумай никому рассказывать, что у меня этот набалдашник на руке, поняла?! Не хочу, чтобы умники всякие мне в мастерских своих отпиливать ее начали! Ни слова, ясно тебе?!
В живот уперлось что-то твердое, я скосил глаза – это был ствол «шершня», который Эви незаметно достала из моей кобуры.
– Да ладно, ладно, – примирительно сказала она. – Отпусти уже. Это, которое у тебя на руке – это твоя тайна, не моя, и если не хочешь никому больше про нее рассказывать, то и ладно. Ну, отпусти, что за дурные манеры, кто так с девушками заигрывает?
– Я с тобой не заигрываю, – проворчал я, слегка оттолкнув ее от себя. – И в Гильдии своей тоже не вздумай болтать.
Пожав плечами, Эви отдала пистолет и отвернулась. «Зеб» как раз ехал мимо омеговского танкера, стоящего под дверями местной гостиницы – единственного на весь городок двухэтажного дома. Люк на угловатой башне с длинным орудийным стволом был откинут, рядом полулежал солдат в темной форме и лениво глядел на нас. У дверей гостиницы на лавках за большим столом ужинали еще несколько наемников, все они подняли головы, когда мы проезжали мимо.
– Не поворачивайся! – прошипела Эви и вперила взгляд в переднее окно рубки, будто углядела за ним что-то потрясающе интересное. – Пусть они думают, что нам все до мутафага, и мы спокойны, абсолютно спокойны, как танкеры!
Мы проехали мимо, показывая солдатам свои невозмутимые профили в боковом окне рубки. Когда миновали еще два поворота, впереди открылась большая квадратная стоянка для караванов, окруженная забором из криво вкопанных в землю бетонных столбцов высотой мне по колено. Между ними протянулась ржавая колючая проволока, в некоторых местах ее заменили еще более ржавые цепи. Они покачивались, тихо звякая на ветру.
На стоянке было несколько машин.
– Зачем ты сюда зарулил? – спросила Эви. – Нам сразу к мосту надо и тикать отсюда со всех колес.
Я покачал головой.
– Нет. Заправиться хочу, да и дельце у меня тут одно.
– Музыкант, какое еще дельце?! – заволновалась она, искоса поглядывая вправо. С той стороны из боковой улочки показались две трехколесные мотоциклетки. Под бронированными обтекателями с узкими смотровыми щелями были грубо намалеваны желтые подковы.
Машины остановились. Сидящие на них солдаты-наемники провожали нас взглядами, медленно поворачивая головы в черных шлемах. Один, держащий свой шлем в руке, приподнялся на подножке и заслонил ладонью глаза от бокового ветра, несущего пыль и мелкий сор. На плече его висел автомат с коротким стволом.
– Расслабься и получай удовольствие, – посоветовал я, проезжая мимо.
– Не умею я расслабляться, когда друзья из Омеги рядом!
«Зеб» катил дальше. Позади зарокотал мотор, и оглянувшаяся Эви сказала:
– Так я и знала! Одна мотоциклетка за нами едет.
– А вторая?
– Вторая отвалила куда-то, а эта…
– Они просто едут?
– Ну да. – Она еще раз оглянулась. – Едут, сволочи, неторопливо так, да на нас поглядывают.
– Ну и пусть едут.
Высунувшись в дверь, я крикнул:
– С дороги!
Впереди босой мальчишка в шортах и драном фартуке катил тележку с грязными овощами, за ним шла тетка в домотканом платье и заляпанном грязью переднике. Она показала нам кулак, мальчишка плюнул в сторону самохода и наподдал, меся землю худыми пятками. Я не снижал хода, и парочка выскочила на обочину из-под самых колес. Они направлялись к раскинувшемуся между развалинами шумному блошиному рынку – продавцы держали свой товар прямо на досках, уложенных поверх стопок шин или столбиков из кирпичей, либо носили его в лотках на груди. Посреди рынка блестела маслянистой пленкой большая лужа, на ней был кривой помост с табуретами, на которых сидели люди с чашками и мятыми железными кружками в руках. На краю помоста стояла бочка с прикрученным к боку краном, рядом – толстый мужик. Он принимал у клиентов монеты и наливал им какую-то бурду. Рядом лежала кучка всякой мелкой дряни – некоторые жаждущие расплачивались не деньгами, а утварью, патронами, кусками пластика или едой.
– Вот, куда они едут, – заметил я, когда мотор сзади зарокотал в другой тональности.
Мотоциклетка свернула, перевалив неглубокую канаву, затормозила на краю базара. К ней сразу сунулись несколько торговцев и юных попрошаек, солдаты шуганули их, слезли с машины. «Зеб» уезжал все дальше, базар почти закрыли развалины. Я приподнялся на цыпочках, выглядывая над головой Эви. Один солдат остался возле мотоциклетки, второй направился к помосту с бочонком.
– Вот и все, а ты боялась, – сказал я.