Альбом для марок
Шрифт:
На первой же лекции оглядела аудиторию и соседке:
– Одни евреи!
Соседка тоже была еврейкой.
Маму таскали во все комы:
– Вы не дочь меховщика Михайлова?
В общем:
Я не хоз и не гос И не член союза — Если чистку проведут, Вылечу из ВУЗа.На чистке: – Какая разница между партией и правительством?
Мама подумала: – Никакой.
Посмеялись. Оскорбления величества не усмотрели.
Оскорблять – ох как хотелось! Бабушка приносила от Склифосовского:
Царь-пушкаМамина подружка по пьяной лавочке спела в компании:
Я куплю, куплю свечу — Чум-чу, чум-чу ра-ра — На могилу Ильичу — Ишь ты, ха-ха! Ты гори, гори, свеча — Чум-чу, чум-чу ра-ра В красной жопе Ильича — Ишь ты, ха-ха!15
В лефовской кинохронике похорон высокохудожественно было:
титр: ЛЕНИН
кадр: гроб
титр: А МОЛЧИТ.
Спела и села. А когда вышла, ее стали бояться – как-то сразу запало в сознание, что выходить оттуда – противоестественно. Показывали на большой угловой дом на Солянке:
– Там в подвалах расстреливают – и трупы в Москва-реку.
– Савинков, говорят, мешок с костями был, когда сбросили.
Вычисляли, кто гадит; с вычисленными отношений не прекращали – мало ли что…
Фольклорные расшифровки: ГПУ – Господи Помяни Усопших.
НКПС – Небойся Катастрофы Публика Садись; а если справа налево – Сядешь Поедешь Костей Несоберешь.
Что до одни евреи, мамины ухажеры, товарищи по университету:
Митька Языков, медик:
Не Дмитрий я Донской, Не Дмитрий Самозванец, А Дмитрий я простой, Я пьяница из пьяниц.Гавка Попов, тоже медик, сын крупного лесосплавщика. Скрывал, попался на том, что слал посылки на север. Кончил на лесоповале.
Коля Сабуров – тайный дворянин, восходящее светило химии, уцелел.
Коля Шуйкин – тоже химик. Эту фамилию за глаза не могли не переиначивать. Писал маме стихи под Есенина.
Было их – пруд пруди, все на – ов да на – ев, всех не упомнишь:
– Вроде Володи, похоже на тарантас.
И каждый со своей Большой Екатерининской – столичной, губернской, уездной, заштатной. И каждый, как мама, и без ВОСРа был бы в университете. И каждый с понятиями – разлететься с букетиком:
Роза вянет от мороза, Ваша прелесть – никогда.И каждый вставал в тупик перед политграмотой. Классово, может быть, чуждые, отнюдь не враждебные, они не были и не стремились стать в доску своими, но их уже нес поток, и один Бог хранил их, растерянных, от непонятной им гибели.
Что они пели в своей компании!
Городская частушка:
Ты ль меня, я ль тебя иссушила, Ты ль меня, я ль тебя извела, Ты ль меня, я ль тебя из кувшина, Ты ль меня, я ль тебя из ведра.To же c неким кулёром:
Чудный голос музыканта канта-канта, И услышали его во-во: Из окна, Мария Санта Санта-Санта-Санта. Чем-то облили его во-во. Полна слез душа живая-вая-вая, О проклятый Бельведер-дер-дер! И гитару разбивая-вая-вая-вая, Удалился офицер-цер-цер.Героически-довоенное:
Если бы курсистки по воздуху летали, То бы все студенты летчиками стали. С утра, с утра и снова до утра, С вечера до вечера и снова до утра.Вампука:
Мы э, мы фи, мы о, мы пы, Мы э-фи-о-пы. Проти-проти, проти-проти, Противники Европы. Мы в Аф, мы в Аф, Мы в Африке живем, Вампу-Вампу, Вампу-Вампу, Вампуку мы найдем — Гип-гип-ура, гип-гип-ура, Гип-гип-ура, ура, ура…Нэповское:
Но недолго Клаву он любил, И конец печальный наступил — Спец проворовался, И в чека попался, И оттуда прямо в Бутырки угодил. Он сел на лавочку И вспомнил Клавочку…Факультетско-химическое:
Карл Иваныч с длинным носом Приходил ко мне с вопросом: – Что мне делать с длинным носом? – Ты намажь его купоросом. Ты возьми, возьми квасцы, А в квасцы-то ты посцы. Потом выставь на мороз — Вот те и будет купорос.Самодельное:
Ну и стали времена, Что ни день, то чудо — Стали спирт гнать из говна, Четвертную с пуда. Русский ум изобретет На радость всей Европы — Скоро спирт потечет В рот прямо из жопы.Дед с бабкой, в отличие от маминых кавалеров, не были растерянными. Молча, без слов, без колебаний они причисляли себя к побежденным. Вслух возмущались, вспоминали мирное время:
– Как сейчас, на одной гречке сидели, зато никто не таскал.
В Московском ювелирном товариществе, потом в артели Фотоювелир мало платили, много подозревали. Трясли, требовали золото-бриллианты. В лубянской парилке выдерживали не раз. И потчевали слушком, что есть машинка такая – вставят в задний проход – все отдашь.
Дед был готов отдать до последнего обручального. Бабушку не тягали, ей было виднее: чем больше отдашь, тем верней не отстанут. И неистовостью своей кое-что сохранила.
К практической неистовости – наивная предосторожность. На дверях пять-опять – круглый звонок ПРОШУ ПОВЕРНУТЬ – для чужих (ГПУ?). Свои тонко постукивали в стенку ребром ключа.