Алчность и слава Уолл-Стрит
Шрифт:
Чтобы защитить репутацию арбитражного отдела, Goldman воздвигла между ним и остальными подразделениями фирмы своего рода Великую китайскую стену. В фирме распространялись «ограничительные списки» – секретные перечни клиентов, участвующих в инвестиционно-банковских операциях. Арбитражерам и другим служащим фирмы было запрещено торговать акциями этих компаний. Фримен часто жаловался Стелу, перечисляя все сделки, в которых он не мог торговать из-за причастности к ним Goldman.
Подобно Боски, Фримен был исключительно ценным источником информации о рынке и текущих сделках по слияниям и поглощениям без участия Goldman. Он входил в спаянное и закрытое для посторонних сообщество известных арбитражеров – так называемый «клуб», членов которого Сигел давно подозревал во взаимном обмене инсайдерской информацией. Прелесть такой схемы заключалась
Так или иначе, Сигел знал, что такого рода информация находит путь на рынок, вызывая ценовые изменения до ее публичного оглашения. Кто угодно, проанализировав объем сделок и степень роста цен, мог без труда распознать покупателей. На Уолл-стрит сформировался целый, если можно так выразиться, класс арбитражеров, которые просто отслеживали торговлю членов «клуба», вслепую покупая и продавая вслед за ними.
Фримен позвонил, когда в полном разгаре была сделка с Carnation, и это еще больше усилило подозрения Сигела о нелегальном обмене информацией в арбитражном сообществе. Среди прочего Фримен сказал, что, по имеющимся у него данным, Боски владеет миллионом акций Carnation. Сигел был поражен как величиной позиции Боски, о размере инвестиций которого в эти акции он не имел ни малейшего представления, так и осведомленностью Фримена. Очевидно, у компании Боски не было секретов – по крайней мере, от таких влиятельных арбитражеров, как Фримен. Не приходилось удивляться, что слухи попадают в печать. Пока Фримен говорил, Сигел лихорадочно размышлял. А затем он услышал то, от чего ему едва не стало дурно. «Будь осторожен, – сказал Фримен. – Ходят слухи, что ты очень близок с Боски».
«Я больше с ним не разговариваю, – выпалил Сигел. – Это все в прошлом».
Замечание Фримена стало последней каплей. Сигел дал себе зарок, что передача информации о Carnation будет его последним деянием такого рода. Он должен дистанцироваться от Боски, и как можно быстрее. Иначе слухи будут преследовать его всегда.
Потом, когда Сигел полагал, что инцидент с «Форчун» исчерпан, ему позвонила репортерша Конни Брак, которая работала над еще одним кратким биографическим очерком о Боски, на сей раз для журнала «Атлантик». Она прочла и статью в «Лос-Анджелес Таймс», и очерк в «Форчун» и собиралась упомянуть Сигела как объект слухов. Сигел попросил ее не писать о нем, но она отказалась выполнить его просьбу. Он снова пошел к Денунцио, чтобы предупредить его, и сказал, что надо что-то делать. Кое-что было сделано. Когда Брак представила свою рукопись со ссылками на Сигела, адвокаты журнала сказали ей, что статья не будет напечатана, пока она не уберет материал о Сигеле. Она протестовала, но они были непреклонны. Статья появилась в декабрьском выпуске без упоминания слухов о Сигеле. Лишь позднее Сигел узнал, что тогда вмешались юристы Kidder, Peabody, пригрозившие подать в суд, если оскорбительный материал не будет изъят из рукописи.
Весь остаток года Сигел по-прежнему был полон решимости разорвать нити, связывающие его с Боски. Его некогда почти ежедневные телефонные контакты с Боски теперь случались несравненно реже. Он больше не снабжал его внутренней информацией. И все же по мере приближения конца года Сигел, несмотря на все свои тревоги, стал задумываться о «премии» за год. Пожалуй, даже ему самому было трудно привести хоть один разумный довод в пользу того, что ему действительно нужны эти деньги. 1984 год был для него исключительно удачным: его законная зарплата плюс премия в Kidder, Peabody пересекла отметку в миллион долларов; ему заплатили 1,1 млн. долларов наличными и акциями Kidder, Peabody. И все же затраты на реконструкцию квартиры уже превысили ожидаемые, приближаясь к 500 000 долларов. В конце концов он заработал «премию», сообщив невероятно ценные сведения и аналитические выкладки. Так почему бы Боски не поделиться с ним своими более чем высокими прибылями?
В январе 1985 года Сигел и Боски снова встретились в «Пейстреми энд фингз». В полном соответствии с решением, принятым год назад, Сигел, что называется, поднял планку, дабы компенсировать ожидаемое воровство. Он запросил 400 000 долларов, рассчитывая получить около 350 000. С такими деньгами он мог оплатить все работы по
Боски велел Сигелу ровно в 9 часов утра войти в будку телефона-автомата на углу Пятьдесят пятой улицы и Первой авеню. Сигел должен был снять трубку и сделать вид, что звонит. В это время курьер должен был стоять позади него, как бы дожидаясь своей очереди. Он должен был поставить портфель у левой ноги Сигела и уйти. Сигелу этот план, словно заимствованный из плохого шпионского романа, показался даже смешнее, чем затея с отелем «Плаза», но Боски настоял на своем.
В назначенный день Сигел пришел к таксофону пораньше. Чтобы убить время, он зашел в кафе на другой стороне улицы и сел за стол у окна. Попивая маленькими глотками кофе, он заметил того, кто скорее всего и был курьером: по маленькой площади, где стояла телефонная будка, ходил кругами смуглый мужчина с портфелем. На нем была черная куртка.
Потом Сигел увидел кого-то еще. Примерно в полуквартале от площади другой темнокожий мужчина расхаживал туда-сюда по тротуару, не спуская глаз с человека, которого Сигел посчитал за курьера. Сигел запаниковал. Что происходит? Еще один участник? Внезапно все опасения Сигела насчет Боски и его предполагаемого сотрудничества с ЦРУ дали о себе знать. «Им приказано меня убить», – подумал Сигел. Это, решил он, и послужило причиной странного плана с подходом курьера сзади: его должны «убрать». Сигел допил кофе, заплатил по счету и убежал, оставив курьера с портфелем, полным денег.
В тот же день, вскоре после того как Сигел пришел на работу, позвонил Боски. «Как все прошло?» – спросил он.
«Никак», – ответил Сигел.
«Почему?» – заволновался Боски.
«Там было больше одного человека, – объяснил Сигел. – Кто-то наблюдал».
«Само собой, – воскликнул Боски. – Так всегда и бывает. Я должен убедиться, что доставка произошла».
Сигел был поражен. Боски не доверял собственному курьеру.
Боски настаивал на том, чтобы Сигел повторил процедуру с телефонной будкой. «Мне стоило немалых трудов собрать всю эту наличность, так потрудись же ее взять», – убеждал его Боски. Сигел побаивался, но отказаться от денег было выше его сил. Несколько недель он игнорировал просьбу Боски, но потом сдался. На этот раз передача прошла гладко. Как обычно, часть денег пропала, но Сигел даже не потрудился сообщить об этом Боски. «Это в последний раз», – поклялся себе Сигел. Он не собирался жить в страхе и дальше.
Сигел считал, что схема себя исчерпала и что пора выходить из игры. Он совершенно перестал звонить Боски, а когда тот звонил ему, уклонялся от разговора, ссылаясь на занятость. Боски не понадобилось много времени, чтобы понять, что происходит.
Однажды, когда Сигел ответил на звонок Боски и попытался быстро закончить разговор, он почувствовал, как тон Боски смягчился: в нем появилась неподдельная грусть. «В чем дело, Марти? – тихо спросил Боски. – Ты не хочешь со мной разговаривать. Ты мне не звонишь. Мы перестали встречаться. Что, дружбе конец?»
Отношения с Боски были не единственной причиной паники Сигела после появления статьи в «Форчун». Пытаясь порвать с Боски, Сигел одновременно сам торговал на внутренней информации на пару со своим телефонным другом Фрименом, невзирая даже на предупреждение последнего о слухах в связи с его подозрительно тесным общением с арбитражером. «Сотрудничество» с Фрименом было вызвано не желанием поработать на собственный карман, а потребностями Kidder, Peabody.
При всем внешнем благополучии Kidder, Peabody переживала трудные времена, и ее прибыли в значительной степени зависели от деятельности Сигела. Несмотря на то, что ее традиционные источники дохода, такие, как брокерские операции и андеррайтинг, иссякли, фирма пренебрегала новыми возможностями получения прибыли. Kidder, Peabody не имела собственного арбитражного отдела. В отличие от фактически любой другой фирмы на Уолл-стрит, она не торговала на собственный счет. Эл Гордон, а следом за ним и Денунцио, полагали, что торговля на счет фирмы может вступить в конфликт с интересами клиентов. Инвестиционные банки без подобных сомнений – такие, как Goldman, Sachs, где всегда был мощный арбитражный отдел, и даже Morgan Stanley, который стал заниматься арбитражем несколько позже, – извлекали при этом громадные прибыли.