Алекс Кросс. Территория смерти
Шрифт:
Через некоторое время она наклонилась ко мне и прошептала:
— По-моему, они считают, что вы похожи на Мохаммеда Али.
— Что, прямо так и говорят?
— Но это правда, Алекс. Вы действительно похожи на него в тот период жизни, когда он был чемпионом мира. Между прочим, в Африке его до сих пор вспоминают и очень любят. — Она указала на кучку молодых женщин, сидевших напротив и гипнотизировавших меня взглядом. — Но и у вас, кажется, здесь уже появились поклонницы.
— А вы что — ревнуете? — спросил я, глупо ухмыляясь и чувствуя себя удивительно счастливым,
Крохотная девочка пробралась к нам и свернулась калачиком на коленях у Аданны.
— Этого слова в моем словаре нет, — ответила молодая женщина и, улыбнувшись, добавила: — Но сегодня вечером я чувствую нечто в этом роде.
Я понимал, что Аданна мне очень нравится. Она была не только исключительно красива, но также мужественна, находчива и предприимчива. Отец Бомбата не лукавил, говоря, что она «хорошая девочка». Я не мог забыть, как она, пренебрегая риском, присоединилась к нашей экспедиции, чтобы помочь беженцам. А может, и потому, что ощущала ответственность за меня. Так по крайней мере она говорила.
В тот вечер мы сидели у костра допоздна, поскольку толпа все прибывала. Многие беженцы приводили с собой детей, и они глазели на нас, словно на выходцев с другой планеты. Эту часть аудитории я не мог обделить вниманием, как, впрочем, и Аданна. Она легко находила общий язык с детьми и общалась с ними с нескрываемым удовольствием.
Я поднялся на ноги и с помощью Эммануэля рассказал детям импровизированную версию одной из моих любимых сказок, которую мне перед сном рассказывали в детстве.
Это была история о маленьком мальчике, мечтавшем научиться свистеть. В этот раз я назвал его Денг.
— Денг очень старался… — Я надул щеки и, сделав губы трубочкой, начал с шумом выдувать из себя воздух. Дети от смеха катались по земле, как если бы в жизни не видели ничего более смешного. Возможно также, им нравилось, что я не боюсь выглядеть глупым и способен посмеяться над собой. — И продолжал стараться… — Я выпучил глаза и стал дуть прямо в их маленькие лица, они же продолжали смеяться, словно пытаясь отблагодарить меня за старание. Смеющиеся детские лица посреди этого ужасного лагеря вызвали у меня ассоциацию с благодатным оазисом в раскаленной пустыне.
— А вы любите детей? — спросила Аданна, когда я, закончив рассказ, вернулся на свое место у костра и сел рядом с ней. Заметив, что у нее на глазах выступили от смеха слезы, я понял: над моим выступлением смеялись не только дети.
— Люблю. А у вас есть дети, Аданна?
Она покачала головой и посмотрела на меня в упор.
— У меня не может быть детей, Алекс. Когда-то… когда я была еще очень молода… надо мной безжалостно надругались. Причем использовали рукоятку лопаты. Но это уже не важно. По крайней мере сейчас. Я почти не вспоминаю об этом… Но несмотря ни на что, я люблю общаться с детьми, знаю в этом толк, и мне очень понравилось, как вы общались с ними.
Глава восемьдесят восьмая
То, что произошло в следующую минуту, не должно было случиться. Никогда и ни при каких условиях. И уж точно не в этот вечер.
Внезапно вернулись джанджавиды. Один за другим они появлялись из темноты, словно грозные призраки ночи. На этот раз атака была спланирована и проведена безупречно: люди не успели опомниться, как они уже находились в самом центре лагеря.
Точно определить их число в темноте было невозможно. Тем не менее полагаю, что в нападении участвовало не менее двух десятков бандитов. Мне показалось, что я узнал одного из них — того самого, которого освободил, после чего он вместо благодарности рассмеялся мне в лицо.
Ночную атаку джанджавиды провели в пешем строю; по крайней мере я не заметил у них ни одной лошади или верблюда. Все они были вооружены винтовками, большими ножами и верблюжьими кнутами со свинцовыми наконечниками. Двое или трое несли копья с широкими коваными остриями.
Один из бандитов размахивал флагом Судана, как если бы они выполняли некую государственную миссию, что, возможно, было недалеко от истины. Другой держал в руке знамя с белым силуэтом скачущего всадника на синем поле — символом джанджавидов.
Женщины и дети, еще минуту назад весело смеявшиеся и распевавшие песни, с пронзительными криками кинулись врассыпную, стараясь как можно быстрее покинуть опасное место и скрыться в спасительной тьме. Это дьявольское нападение представляло собой злодейство чистой воды, поскольку его единственной целью было бессмысленное убийство множества безоружных людей. Все это живо напомнило мне вашингтонские убийства. Вооруженные бандиты стреляли и резали мирных обитателей лагеря, одновременно громя находившиеся поблизости жилища. Одну хижину они облили бензином и подожгли; через минуту из нее выбежал объятый пламенем старик, оглашая воздух криками ужаса и боли.
Но это было только начало. Через некоторое время к центру лагеря подтянулись джанджавиды на верблюдах и лошадях, а затем на главную улицу въехали два внедорожника-«лендкрузера» с установленными на крыше пулеметами. С этой минуты спорадические убийства превратились в тотальную резню с использованием всех видов оружия, а воздух наполнился непрестанным грохотом выстрелов и воплями убиваемых людей, сливавшимися в протяжный многоголосый стон.
Конечно, я отстреливался, но что мог сделать я один против такого количества торжествующих насильников? В этот момент я окончательно осознал и принял на веру убеждение обитавших в лагере беженцев, что им никто не поможет.
Впрочем, в ту ночь помощь все-таки пришла. Со временем к центру лагеря, где происходило избиение мирного населения, подтянулись солдаты регулярной суданской армии и бойцы межафриканского контингента по поддержанию мира, приехавшие на грузовиках и джипах. Напоровшись на ответный огонь, джанджавиды начали отходить, забрав с собой при отступлении с полдюжины местных женщин и несколько голов крупного рогатого скота.
Напоследок они совершили еще одно бессмысленное варварское действо — облили бензином и подожгли амбар, где хранились запасы общественного проса.