Александр Алехин. Жизнь как война
Шрифт:
Трофеем Алехина стала императорская ваза, которую произвели на фарфоровом заводе Романовых. А кроме того, победа принесла Алехину звание маэстро (международно признанного мастера). Когда империя рухнула и судьба в конце концов забросила Алехина далеко за пределы страны, именно ваза оказалась тем немногим, что у него осталось от утраченной родины – настолько высоко он ценил свою первую значимую победу в карьере.
В параллельном турнире в Петербурге сражались сильнейшие шахматисты мира, в их числе оказался немец Эмануил Ласкер, планетарный чемпион. Алехину посчастливилось увидеть человека, которого считали шахматным богом, ведь никто не мог сбить его с пьедестала целых 15 лет! О том турнире немец написал книгу; в ней нашлось место и для анализа
«Ласкер был моим учителем, без него я не стал бы тем, кем стал, – говорил Алехин. – Книга о петербургском турнире превратилась в мою Библию. Все, что в ней написал Ласкер, я внимательно изучал, она была со мной и днем и ночью. Идея шахматного искусства немыслима без Эмануила Ласкера»4.
Тогда действительно наступила эра великого Ласкера. Он прошел увлекательный путь до короны. Начинал пареньком, который посещал берлинские кофейни с братом Бертольдом и играл там в бридж, чтобы заработать немного денег. Тогда пользовались популярностью кофейни, где посетителям можно было увлечься настольными играми, причем Ласкера они поначалу интересовали куда больше, чем шахматы. Однажды он даже изобрел игру под названием «Ласка» [3] – помесь шашек и военной стратегии. В 1911 году она появилась в продаже в США и Европе (в комплект входила игровая доска, набор шашек четырех цветов и правила).
3
«Ласка» представляла собой смесь игр «Башня» (русские столбовые шашки, где битая шашка не удаляется с поля, а забирается под бьющую шашку) и «Чекерс» (британские шашки, где назад бьет только «дамка»). – Прим. изд.
Вместе с Бертольдом Эмануил углубленно изучал математику в школе – наука стала для него еще одним смыслом жизни. Однако Германская империя была отравлена антисемитизмом, поэтому братьям приходилось из кожи вон лезть, чтобы получить достойное образование (их отец был кантором в синагоге, а дед – раввином).
К счастью, именно шахматы помогли Эмануилу обрести свое истинное призвание. В 12 лет он начал постигать азы этой игры, в чем ему помогал брат, а по-настоящему увлекся шахматами к 16 годам, используя для роста мастерства учебник Дюфреня [4] , поскольку достойных соперников в Берлине не набиралось. В 1887-м встретил лучшего немецкого теоретика шахмат Зигберта Тарраша, с которым померился силами и даже смог один раз победить. После этого Ласкер устремился в шахматную высь.
4
Дюфрень Жан (1829–1893) – немецкий шахматист и шахматный литератор. Из многочисленных шахматных учебников Дюфреня наиболее популярно «Малое руководство к изучению шахматной игры» (1881). – Прим. изд.
В 1894 году немец неожиданно разгромил Вильгельма Стейница, отняв у него корону за счет более глубокого понимания игры. До матча Стейниц заявлял, что уверенно победит своего менее искушенного соперника, но итог шокировал всех. Матч раскручивался прессой, проходил в Нью-Йорке, Филадельфии и Монреале. Поначалу шла равная борьба, но потом Ласкер ушел в отрыв. Стейниц оправдывался переутомлением и бессонницей. Он действительно начинал сильно сдавать физически, однако не только этим объяснялось превосходство Ласкера, который через два года в матче-реванше вновь легко взял верх.
С тех пор господин с взъерошенными волосами, в пенсне поверх пытливых, вдумчивых глаз, обладатель самых роскошных усов солировал на турнирах. Ласкер старел, что совсем не мешало ему препарировать более юных конкурентов так, будто он взмахивал скальпелем над безропотными лягушками – участниками его шахматных экспериментов. Некоторые из соперников вообще не могли выиграть ни одной партии в матчевых противостояниях (американец Фрэнк Маршалл получил «баранку» в титульном (!) поединке; та же участь постигла уроженца Российской империи Давида Яновского). Почти все оставались в тени этого прагматика, обладавшего тонким позиционным пониманием, беспощадного в эндшпилях.
Эмануил Ласкер, 1894 год. © Cleveland Public Library. Fine Arts and Special Collections Department
Правда, в 1910 году близок к победе был австриец Карл Шлехтер, за которого переживал Алехин. Они сыграли вничью, и этого Ласкеру хватило, чтобы остаться чемпионом. «Жертвовать (фигуры) надо правильно, – цитировал Романовский слова Алехина. – Но даже правильно пожертвовав фигуру, надо играть с большой точностью, чтобы довести атаку до конца. Вспомни последнюю партию матча Ласкера со Шлехтером. Жертва Шлехтера была вполне правильная, “корона” Ласкера висела на волоске. Случилось, однако, иное»5.
Эмануил развивал не только шахматные знания. Он надолго отказывался от выступлений на соревнованиях ради горячо любимой науки. В начале века защитил докторскую диссертацию по математике («О рядах на границах сходимости»), а позже доказал в частном случае теорему, которая обрела его фамилию – Ласкера – Нётер (Эмми Нётер исследовала общий случай). При необходимости он выступал с лекциями по математике. Его также влекла и философия. Не зря за доской Ласкер превращался не только в вычислительную машину, но и в тонкого психолога, который любил постепенно загонять соперника в крайне неудобную ситуацию, иной раз жертвуя некоторым позиционным преимуществом. Иногда его игру приукрашивали эффектные комбинации вроде размена своего ферзя на менее значимую фигуру с последующей смертельной атакой.
Одним из друзей Ласкера стал физик Альберт Эйнштейн, хотя шахматист с большим скепсисом относился к его знаменитой теории относительности (впрочем, как и ко многим другим открытиям ученого). Эйнштейн посмеивался в ответ и спрашивал, почему Ласкер тратит свое время на чепуху вроде шахмат. Но вообще Эйнштейн восхищался Ласкером и однажды написал трогательные слова о шахматисте, ставшие предисловием к посмертной биографии второго чемпиона мира «Жизнь шахматного мастера», которую написал доктор Жак Ханнак в 1952 году.
«Я не шахматный специалист, поэтому не считаю себя вправе восхищаться силой ума, которую он проявил в этой области, – писал Эйнштейн. – Должен признаться, что борьба за превосходство, дух соперничества, присущие этой игре, всегда вызывали у меня отвращение. <…> Огромное психологическое напряжение, без которого никто не может быть шахматным мастером, так глубоко переплелось с игрой, что Ласкер никогда не мог полностью избавиться от духа шахмат, даже когда был занят философскими и гуманистическими проблемами. <…> Материальное существование и независимость Спинозы были основаны на шлифовании линз, шахматы играли аналогичную роль в жизни Ласкера. Но Спинозе была дарована лучшая судьба, потому что его занятие оставляло его ум свободным и безмятежным, в то время как игра в шахматы мастера делает его зависимым, сковывает разум… В наших беседах и при чтении его философских книг у меня всегда присутствовало это чувство»6.
Большим подспорьем для Ласкера стала вторая жена Марта Бамберг, в которую он влюбился, когда та еще была замужем за его другом, владельцем фабрики музыкальных инструментов Эмилем Коном. Когда тот умер, дочь еврейских банкиров дозволила шахматисту стать ее спутником жизни и до последнего ездила за немцем на все соревнования, «работая» в качестве музы. Она старалась делать так, чтобы, вопреки мнению Эйнштейна, не только шахматы занимали ум Ласкера.
В целом его жизнь была полна успехов, а вот лишения, которые преследовали многих величайших игроков того времени, долгое время обходили Ласкера стороной – вплоть до Первой мировой войны, когда он сам себе подмочил репутацию.