Александр I и Наполеон
Шрифт:
Были в русской армии 1812 г. и другие незаурядные военачальники: энергичный, хотя и несколько легкомысленный, генерал от инфантерии Михаил Андреевич Милорадович; упорный, прямодушный и благородный Генерал-лейтенант Александр Иванович Остерман-Толстой; герой суворовской школы и чуть ли не всех войн России своего времени генерал-майор Яков Петрович Кульнев, говаривавший: «Люблю нашу матушку Россию за то, что у нас всегда где-нибудь да дерутся!»; великолепный, с феноменальными способностями, артиллерист и разносторонне талантливый человек (знал 6 языков, писал стихи, рисовал) генерал-майор Александр Иванович Кутайсов.
Все они (включая тех, кто держался передовых взглядов, как Раевский, Ермолов, Остерман-Толстой) были феодалами, крепостниками. Атаман Платов, это вольнолюбивое «дитя природы», тоже имел крепостных, в
Александр I вполне мог положиться на таких военачальников, но, может быть, под впечатлением Аустерлица и Фридланда явно их недооценивал. В начале 1812 г. царь так и заявил шведскому атташе: «В России прекрасные солдаты, но бездарные генералы». Именно поэтому он еще в 1811 г. собирался пригласить для командования русской армией Ж.В. Моро из США, а в 1812 г. — А. Веллингтона из Англии и Ж.Б. Бернадота из Швеции. По той же причине, когда заполучить иноземца не удалось, царь долго колебался, боясь, что любое из двух возможных его решений (взять ли главное командование на себя или назначить главнокомандующим кого-то другого: Барклая, Беннигсена, Кутузова…) не приведет к добру. Так русская армия в самое трудное время войны надолго оказалась без главнокомандующего.
По должности военного министра фактическим главнокомандующим стал Барклай де Толли, хотя его инициативу стесняло присутствие в армии самого царя. Впрочем, царь еще в марте 1812 г. утвердил оборонительный вариант плана войны, разработанного Барклаем: «продлить войну по возможности» и «при отступлении нашем всегда оставлять за собою опустошенный край», вплоть до перехода в контрнаступление. Правда, Александр I держал при себе, как бы в запасе, другой план, автором которого был главный военный советник царя с 1806 г., его «духовник по военной части» Карл Фуль, но исходные позиции обоих планов совпадали. План Фуля тоже предписывал 1-й армии отступать — до укрепленного лагеря в г. Дрисса, где Барклай должен был принять на себя удар Наполеона, между тем как Багратион ударит во фланг и в тыл французам.
13 июня Александр подписал приказ по армиям и манифест о войне с Францией. В них впечатляли эффектные концовки. В приказе: «Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На начинающего — Бог!»; в манифесте: «Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем!» В тот же день Александр отправил к Наполеону министра полиции А.Д. Балашова с письмом, где говорилось: «Если вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места, и достижение договоренности между нами будет еще возможно». Сам царь не верил в то, что Наполеон, уже перебросивший в Россию полмиллиона солдат, теперь вернет их обратно ради «достижения договоренности». Но для Александра было важно в столь критический момент продемонстрировать перед Европой свое миролюбие. «Пускай будет известно Европе, — напутствовал он Балашова, — что начинаем войну не мы!»
Наполеон принял Балашова, уже вступив в Вильно, откуда только что ушла армия Барклая. «Будем договариваться сейчас же, здесь, в самом Вильно, — предложил император. — Поставим свои подписи, и я вернусь за Неман». Не довольствуясь этим унизительным для национального достоинства России предложением, он отправил с Балашовым письмо к Александру, оскорблявшее монаршую гордость царя: «Если бы Вы не переменились в 1810 г., если бы Вы, пожелав внести изменения в Тильзитский договор, вступили бы в прямые, откровенные переговоры, Вам принадлежало бы одно из самых прекрасных царствований в России <…> Вы испортили все свое будущее». Менторский тон этого послания и в особенности тот апломб, с которым Наполеон, вторгшийся на русскую землю, заранее перечеркивал «все будущее» Александра, разбередили в ранимой душе царя все прошлые обиды, начиная с богомерзкого намека в 1804 г. на причастность его к отцеубийству, и окончательно установили его отношение к Наполеону как к смертельному личному врагу. «Наполеон или я, он или я, но вместе мы существовать не можем!» — вырвалось у него в разговоре с флигель-адъютантом А.Ф. Мишо…
План Наполеона в начале войны был таков: разгромить русские армии в приграничных сражениях порознь, «наказать» таким образом царизм за нарушения Тильзитского договора и принудить его к миру, выгодному для Франции, т. е. главным образом к соблюдению континентальной блокады [106] . Наполеон полагал, что царская власть в Петербурге после стольких дворцовых переворотов не может быть прочной и что первая же победа «Великой армии» заставит Александра из страха, с одной стороны, перед французским нашествием, а с другой — перед угрозой нового дворцового переворота согласиться на второй Тильзит.
106
Распространенные в трудах наших историков (П.А. Жилина, Н.Ф. Гарнича, Л.Г. Бескровного и др.) домыслы о том, что Наполеон планировал «захватить» и «поработить» Россию, превратить ее народы «в своих рабов», нельзя принимать всерьез.
Следуя своему плану, Наполеон с главными силами погнался за Барклаем де Толли, а чтобы не дать Барклаю и Багратиону соединиться, направил вразрез между ними корпус Даву.
Барклай де Толли повел армию из Вильно в Дрисский лагерь, отправив курьера к Багратиону с директивой: отступать на Минск для взаимодействия с 1-й армией. В Дриссе Барклай убедил царя отказаться от плана Фуля, ибо местный лагерь при сравнительной малочисленности русской армии и слабости укреплений мог стать для нее только ловушкой и могилой. 2 июля Барклай оставил Дриссу и, уклоняясь от ударов Наполеона, пошел к Витебску на соединение с Багратионом.
Александр I видел, что он мешает Барклаю, и чувствовал себя в армии неуютно: случись позор нового Аустерлица, как его пережить? Поэтому он внял уговорам самых доверенных лиц из своего окружения — А.А. Аракчеева, А.Д. Балашова и нового (после опалы М.М. Сперанского) государственного секретаря А.С. Шишкова, которые внушали царю, что он будет более полезен отечеству как правитель в столице, нежели как военачальник в походе. В ночь с 6 на 7 июля в Полоцке Александр оставил армию и поехал сначала в Москву, а затем в Петербург — поднимать столичных дворян и купцов на защиту отечества.
Тем временем армия Багратиона оказалась в критическом положении. Даву занял Минск и отрезал ей путь на север, а с юга наперерез Багратиону шел с тремя корпусами Жером Бонапарт, который по расчетам Наполеона должен был замкнуть кольцо окружения вокруг 2-й армии у г. Несвижа. Легкомысленный Жером, однако, «загулял» на четыре дня в Гродно и опоздал к Несвижу — Багратион ушел. Наполеон был в ярости. «Все плоды моих маневров и прекраснейший случай, какой только мог представиться на войне, — отчитывал он Жерома, — потеряны вследствие этого странного забвения элементарных правил войны». С досады Наполеон подчинил вестфальского короля Жерома маршалу Даву, который был только герцогом. Жером на это обиделся и уехал к себе в Вестфалию.
Впрочем, сам Наполеон тоже не смог разбить 1-ю русскую армию. Дважды — у Полоцка и Витебска — он настигал Барклая, но тот, искусно маневрируя, уходил от сражения и отступал дальше. 22 июля обе русские армии соединились в Смоленске.
Таким образом, расчеты Наполеона на разгром русских армий поодиночке уже в приграничье рухнули. Мало того, он сам вынужден был распылять свои силы: на север, против И.Н. Эссена, отрядил корпус Ж.Э. Макдональда; на юг, против А.П. Тормасова, — корпуса Ж.Л. Ренье и (вспомогательный, австрийский) К.Ф. Шварценберга. Еще один корпус — Н.Ш. Удино — был выделен, а потом и подкреплен корпусом Л.Г. Сен-Сира для действий против войск графа П.Х. Витгенштейна, защищавших Петербург. Узнав о соединении Барклая и Багратиона, Наполеон утешился было надеждой вовлечь русских в генеральное сражение за Смоленск как «один из священных русских городов» и разгромить сразу обе их армии. Это ему тоже не удалось. Три дня, с 4 по 6 августа, корпуса Н.Н. Раевского и Д.С. Дохтурова защищали город от подходивших, один за другим, трех пехотных и трех кавалерийских корпусов противника. Когда же Наполеон стянул к Смоленску все свои силы, Барклай вновь увел русские войска из-под его удара. Призрак победы, второго Аустерлица, за которым Наполеон тщетно гнался от самой границы, и на этот раз ускользнул от него…