Александр II и корова Ксюша
Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сколь дивны эти Ливны; где живут все соблазнённые вами горничные, где поют все соловьи вашей, барчук, молодости. А мужики точат топоры: пожалуй, барчук. Давно ждём, дожидаемся. За все слёзы наши крестьянские; за все обиды наши. Ведь не первый я у ей барин, не первый! Ай, не помнишь?
И барин не помнит, барин запамятовал. Кругом шиповник алый цвёл; но как бишь её звали? Стёша – Матрёша, Таня – Акулина? Что-то бесконечно чем-то пахнущее. Деревенским и совершенно летним. Лето для барина в деревне бывает круглый год.
Глава 1.
Он опять приехал в деревню. Горничная Ксюша за развратное поведение сослана тётушкой на скотный двор и затерялась среди живности. Он снова свободен. Гимназия утомительным серым пятном маячит в прошлом.
Над полями поёт жаворонок. В барском доме новая горничная. Как сладко проснуться поутру. Потянуться на атласных перинах. В окно веет ароматом цветущей сирени. Кофе в столовой разливает она. Он ещё ничего ей не сделал. Не успел. Старается на неё не глядеть. Как она робеет, порассказали о нём страшного. Хочется быть нежным и ласковым. И гитара, старая дедовская гитара, ох и мастак был старый хрен. Гитара выпевает что-то ласково-убедительное. Лучше лаской. Только лаской. Чтоб громко не кричала. Тётушки, как всегда на его стороне. Для здоровья полезно. Да и наплевать ему на тётушек. Наследник он. В своей усадьбе был, есть и будет хозяин. Что-то там отменили, кого-то там освободили. Городской бред. Они нищие холопы, а я барин. Выпью ещё чашечку кофе.
Этим летом он займётся ловлей бабочек. Сачок и прочий малоинтересный инструментарий, всё это у него в детской. В той светлой памяти детской, где он первый раз заглянул под юбку горничной Нюше. Какие впечатления! Её, кажется, потом уволили. Прошлым летом с июня по август наш гимназист ловил рыбу. Удочки, лодка. Утренний клёв. Сладко выпить чашечку горячего кофе, специально на речку приносила. Барин любят только свежий. Он, как настоящий джентльмен, провожал её по лесной тропе к дому. Рыба пусть сама половится, не велика барыня. А вот этой рыбкой я сейчас займусь. Какие глазки, сколько в них любопытства и задора.
– Что это у вас такое, барин?
– Это часики. Хочешь послушать, как они тикают?
Она хотела. И первый поцелуй, для неё возможно и не первый. Но, всё равно сладкий. Потом она не захотела. Это его возмутило. Такое дивное утро. Трава в росе. Поёт в кустах, кажется, куропатка. Как он ловко подставил ей ножку. Не куропатке, конечно. Ей, горничной Ксюше. Она была лучше, значительно лучше, той, предыдущей. Как бишь её звали? Забыл. Не сопротивляйся. Не поможет. И правда, не помогло. В гимназии его хвалили. Арсеньев хват. Игорь молодчина. «Игорь Викторович. Барин! Не надо!» «Не кричи так громко. Но какая прелесть эти деревенские.»
Он промок от росы. Кофе остыл и неприятно горчил. Впрочем, ночью она пришла поправлять барину подушки. Поправляла до конца августа. Уже ревновала, уже мешала ему гулять и любоваться природой. На реке девки купались голышом. Барские прогулки не одобряли поселяне.
До чего хорошо вернуться в строгий осенний город. Снова дуреть от зубрёжки. Латынь, математика. Математика, греческий и немецкий. И бал в дворянском собрании. Она, в скромном белом платье. Бедная дворяночка Чернова-Новосельцева тронула его своей чистотой и доверчивостью. Но как в городе трудно, у неё такой ревнивый брат, строгий и подозрительный отец. Дуэль? Фи, какая пошлость. Нет, в целом в деревне, значительно, значительно… Как бы это сказать? Проще, да проще. Скорей бы лето.
И вот оно, лето. За бабочками так за бабочками. Говорят, есть дивные экземпляры. Говорят, кто-то обязательно должен сопровождать. Нести вот эту вот коробочку. И вот эти вот конвертики. Конечно, горничная Таня. Что, она боится, что не справится? Справится. И вообще, пусть не капризничает. Из милости её взяли.
Ах, как хорошо дома. Милая барская усадьба. Тёплое отношение родственников. Ещё бы, будущий наследник. Игорёчек, детка. Таня, собирайся!
Поход запомнился ему необыкновенно. Небывало жаркое для июня лето. Бисеринки пота на наивном девичьем личике. «Ах, какая бабочка! Зачем же вы, барин, её убиваете? А что, теперь её в коробочку? А что… Не надо, барин? Барин! Не надо…» Может и впрямь, пока не надо? Как жарко. Всё ещё впереди. Он объявил привал. Поляна. Ох, эта поляна.
Море цветов. Рано в этом году всё зацвело. Не остыла ли моя душа? Нет, не остыла. Просто очень жарко. А она сидит на поляне, цветочек среди цветов. Таня, Танюша. Интересно, сколько ей, цветочку, лет? Что ты краснеешь, Танюша?
– Спрашиваете.
– О чём ты думаешь, Таня?
Таня думала о погибшей корове. Маманя велела, пока на новую не заработаешь, терпи. Хорошо сказать, терпи. Какие у барчука горячие руки. А прежнюю то, Ксюшу, он того. Говорят, утопилась. Не подзалететь бы. А зимой без молока и впрямь пропадём. Семь душ. Папаня из городу не пишет. Дома ни копья. Корову бы нам. Ну как эту.
Чего вы, барчук? Чего вы?!!
Игорь Викторович приступил к решительным действиям. И не без успеха. Но на поляну действительно вышла корова. Чёрная и довольно наглая. Пошла к парочке, это в разгар самых увлекательных событий. Это когда Игорь Викторович почти успел, но ещё до конца не успел. И чтобы успеть до конца, ну буквально минута, другая. Не дала, подлая!
Следующие события запомнились ему как бредовый сон. Корова оттолкнула его от жертвы, припечатала передними копытами к траве и головой с острющими рожищами прямо к лицу. А из слюнявой коровьей пасти невозможное:
НУ ПОЦЕЛУЙ. НУ ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ, МИЛЫЙ. НЕ ХОЧЕШЬ? ТОГДА Я ТЕБЯ САМА. СЧАС КАК ПОЦЕЛУЮ.
И ткнула слюнявой мордой ему прямо в губы. Наверное, он потерял сознание. Слышал девичий визг, должно быть Таня. И обморок.
Когда он очнулся, его поразила неприятная болезненно скованная поза. Словно стою на четвереньках. И на ноги не встать. Что со мной? МУ-УУУ? Что со мной?!!! МУУУ-УУУ?!!!! Вместо ног копыта. Его копыта. Слюна течет по губам. И это тяжесть в голове. Рога. Эта чёрная, эта мерзкая корова стояла невдалеке и смеялась. Да, да смеялась совсем по человечески.
Попался, миленький. Будешь горничную Ксюшу помнить, изменщик подлый. А ты девка не реви, не реви. Ведь не успел? Не успел ведь?
Таня, растерзанная, полуголая, не то плакала, не то смеялась. Истерика. А корова продолжала.
– Поживи-ка дружок в моей шкуре. Попасись на травке. Рога и копыта хороши, корова ты молодая, неопытная. Может, кто тебя и приголубит. Не всё тебе девок портить. Кончились твои удовольствия. Пойдём девка. И подтолкнув Таню, повела её как под конвоем прочь с поляны.