Александр II. Весна России

1 марта 1881 г. Александр II, правивший Российской империей четверть века, средь бела дня был убит прямо на улице. Это был, разумеется, не первый государь из династии Романовых, погибший насильственной смертью. До него такой же конец был уготован Петру III, мужу Екатерины II, и его сыну Павлу I. А за век до этого Петр Великий довел до смерти пытками своего сына и наследника. Но эти мрачные страницы русской истории остались тайной для непосвященных, и подданные империи знали о них не много. О них умалчивали, их отрицали. Впервые — с убийством Александра II — такая трагедия разворачивалась публично, свидетельствуя о слабости самодержавия; и убийство, как с гордостью говорили его организаторы, было совершено во имя справедливости, во имя народа или даже от имени самого народа. Так узаконивалась

смерть монарха. К этому удивительному обстоятельству присоединялось еще одно: Александр II, убитый от имени народа, был именно тем человеком, который, вопреки желаниям почти всего своего окружения, хотел дать этому народу свободу. Свободу, о которой говорили как минимум на протяжении века, о которой мечтал народ и которую так и не осмелился даровать ни один государь, даровал именно Александр II.

Трагическая судьба Александра почти полностью повторила судьбу другого человека, который также хотел стать освободителем рода человеческого. В 1864 г. в Соединенных Штатах после долгих лет борьбы Авраам Линкольн объявил об отмене рабства. И год спустя фанатик-южанин, который, как и русские консерваторы, отказывал в освобождении рабам, убил его. Два освободителя почти в одно и то же время — 1861 г. в России, 1864 г. в Америке, — движимые одним и тем же чувством справедливости по отношению к своим согражданам; два мученика, заплатившие жизнью за исполненный ими долг. В Америке план реконструкции Линкольна, предусматривавший устранение последствий Гражданской войны и возможность сосуществования людей разных рас, так и не был выполнен. В России свидание Александра II со смертью состоялось не так быстро, но также положило конец его политическому проекту.

Отличает этих поборников свободы то, что Линкольн сразу же после смерти занял место в духовном пантеоне своей страны. Повсюду улицы и даже здания носят его имя, возвышаются памятники, а его философия, изложенная в первую очередь в Геттисбергском послании, один из краеугольных камней американской демократии. В России пантеон ждал Александра II долго и по большому счету так и не дождался. Авторитетом для двух последних императоров до революции 1917 г. являлся не он. Петр Великий после своей смерти стал легендой, именно он считался создателем новой России. Александр II, коренным образом изменивший русское общество, освободив крестьян, составлявших его подавляющее большинство, не получил такого признания. Да, церковь Спаса на крови, воздвигавшаяся с 1883 г. на Екатерининском (ныне Грибоедовском) канале на том самом месте, где был убит Александр И, свидетельствует об уважении к его памяти, но не отвечает в полной мере тому, что он сделал. После падения коммунистической системы Русская православная церковь канонизировала Николая II и его семью; в часовне Гатчинского дворца, столь дорогого сердцу Павла I, на портрете убитого в 1801 г. императора написано: «Царь-мученик», а это предполагало, что канонизация не за горами. К Александру II такого отношения не было. В людской памяти он оставил два следа: слабость характера, о которой упоминали почти все историки, как будто он нес ответственность за то, что не довел до конца дело своей жизни, хотя только гибель помешала ему сделать это именно в тот момент, когда он готовился положить последний кирпич в фундамент здания свободы; а также необычайный любовный роман, продолжавшийся последние 15 лет его царствования, который часто — слишком часто — отвлекал на себя внимание исследователей, иногда забывавших, что речь идет о государственном деятеле.

Впрочем, трагическая история XX в. в России трижды показывала, что реформировать эту огромную и неуправляемую страну — практически невыполнимая задача. Трижды после Александра II предпринимались попытки пойти по тому же пути — в смутное время модернизировать Россию. Все они стоят того, чтобы их назвать «перестройкой»: во время правления Николая II их инициировали Витте, а позже Столыпин. Первого вынудили уйти в отставку, второго убили; что касается правления Николая И, который принимал решения об этих «перестройках», оно закончилось кровью и крахом монархии, чего удалось избежать Александру II, уберегшему страну; платой за реформу стала только его собственная кровь. И по окончании этого железного века еще одна «перестройка», горбачевская, повлекла за собой крах и исчезновение строя, который считали вечным, — коммунистического.

Эти трагедии только что завершившегося века, как и великая американская трагедия, сопровождавшая отмену рабства (более шестисот тысяч американцев погибли в Гражданской войне), показывают невероятную сложность проведения радикальных реформ, когда речь идет о ниспровержении всего общественно-политического порядка. Именно по этой причине заслуживает изучения работа, проделанная Александром II, — «перестройка» XIX в. Это и есть предмет данной книги.

Париж, 30 марта 1856 г. [1] В только что открытых на Кэ Д’Орсэ салонах представители европейских держав подписывают договор, положивший конец Крымской войне. Франция во главе с императором Наполеоном III, победившая в изнурительной войне, собрала воевавшие стороны для решения судеб континента. Рядом с министром иностранных дел Франции Александром Валевским, сыном Наполеона I, сидят представители Англии лорд Кларендон и лорд Каули, представители Австрии граф Бюоль и посол Гюбнер, представитель Сардинского королевства граф Кавур и посол Вильямарина, представители Османской империи великий визирь Али-Паша и посол Джемиль-бей и, наконец, премьер-министр Пруссии Мантейфель и посол в Париже Гацфельд. Поскольку Российская империя была побежденной стороной в войне, царь особенно тщательно отбирал своих делегатов. Как всегда стройный и элегантный, граф Алексей Орлов, гигант, лишь начавший седеть в свои семьдесят, воплощал в себе не только образ Российской империи, но и победы России: он был с Александром I в Париже еще в 1814 г. В 1856 г. ему удалось очаровать своих собеседников во всех парижских салонах. Стефани Ташер де ля Пажери так говорила о нем: «Нахожу, что исправленное и дополненное издание России по-прежнему превосходно в лице графа Орлова». К нему Александр II вполне благоразумно прикомандировал опытного дипломата, посла в Лондоне, близкого лорду Кларендону барона Бруннова. Позиция России с самого начала нашла доброжелателей в Париже.

Мирный договор явился свидетельством о смерти Священного союза, подытожил количество тех невероятных потерь, которые понесли все воюющие стороны, отразил триумф Франции и поражение России. Система международных отношений, родившаяся в 1815 г. на Венском конгрессе, была уничтожена. Победы «Наполеона Малого» изгладили из памяти поражение его великого дяди.

Для России, новый государь которой, Александр И, только что взошел на престол, итоги войны, проигранной Николаем I, были катастрофическими. Они исчислялись в первую очередь в человеческих жертвах, подсчитать которые до сих пор с точностью невозможно, поскольку к учтенным погибшим необходимо прибавить неучтенных: всего 150–200 тыс. человек, что, разумеется, намного больше, чем у победившей Франции. В час расплаты русское общество особенно остро осознавало бесполезность этих гигантских потерь.

Но в первую очередь Россия должна была осознать, какой ущерб нанесен ее международному политическому влиянию. Усилия, которые предприняли ее представители на Парижском мирном конгрессе, принесли определенные плоды. Орлов, как уже отмечалось, настолько очаровал своих визави и сумел убедить их в возможности уступок со стороны России, что Пальмерстон, тогда занимавший пост премьер-министра Великобритании, разволновался и предложил, чтобы Наполеон III предоставил ему право арбитража и даже подготовил пересмотр союзных договоров с ним.

Но в марте 1856 г. все эти подозрения были далеки от реальности, которая для России оставалась достаточно мрачной. Победители навязали ей нейтрализацию Черного моря, т. е. запрещение иметь там военные флоты, арсеналы и крепости. Россия также должна была отказаться от права покровительства Дунайским княжествам. Она уступила Бессарабию, потеряла контроль над устьем Дуная, вернула Османской империи крепость Карс и согласилась на демилитаризацию Аландских островов у входа в Финский залив [2] . И хотя, это далеко не соответствовало программе Пальмерстона, пытавшегося содрать с России семь шкур, престиж страны немало пострадал от условий договора, лишивших ее приобретений, добытых Петром Великим, Екатериной II и Александром I. Несмотря на то, что страна после подписания трактата сохранила статус Великой державы, слава ее в Европе померкла. В самой России общество испытало настоящий шок; происшедшее в первую очередь ставили в вину властям, которые довели Россию до такого состояния.

В новой системе международных отношений, сложившихся после Крымской войны, на европейской политической сцене стали править бал Франция, Пруссия и Германский Союз в целом, Северная Италия, т. е. промышленно развитые страны, по сравнению с которыми отсталость России бросалась в глаза. Кого винить, спрашивали себя русские, в столь позорном поражении и отставании страны от Европы, если не архаичную, неэффективную, насквозь прогнившую политическую систему и тот общественный порядок, который осуждал весь цивилизованный мир?