Александр Невский
Шрифт:
Это войско 13 июня 1260 года у озера Дурбе было совершенно разгромлено литовцами. Погибли все его начальники, 150 рыцарей и множество простых воинов.
Вскоре новое восстание охватило Латвию, Сааремаа, Пруссию. Повсюду народ истреблял рыцарей и их местных приспешников.
«Едва сдерживая слезы и с трудом поверив, что такое большое число рыцарей Ордена нашло смерть от рук неверных», папа срочно призывал на помощь князей и епископов Германии.
Вот в это трудное для Литвы время Миндовг и отправил свое посольство к Александру. Его послы увидели свежеобитую свинцом крышу храма Софии и наново укрепленные стены Новгорода — «срубиша новгородци город нов».
Между укреплением Новгорода и союзом с Литвой была внутренняя связь. Пусть видят, что, когда на юге Руси по распоряжению ордынских воевод разрушаются лучшие крепости, на севере благодаря осмотрительности Александра они укрепляются и возводятся именно теперь, когда князь Александр готовит большую войну в ходе переговоров Александра и Миндовга о мире подробно осветил такой заинтересованный автор, как немецкий хронист. Он знает, что литовские послы, отправленные «к королю в Русскую землю», встретили там хороший прием и, вернувшись, сообщили, что русские «рады перемене чувств» Миндовга. Потом пришли послы Александра из Руси. Был заключен мирный и союзный договор, направленный против Ливонского ордена. Русские обещали Миндовгу «большую помощь». Александр решил в корне изменить русско-литовские отношения.
Он понял, что Литва — ценный союзник Руси в борьбе за независимость против Ордена. Без этого союза не удержать ему и Полоцко-Минскую Русь. У тестя — князя Брячислава — было чуть не двадцать городов, но литовские отряды почти беспрепятственно проскакивали его волости. Граница неопределенная. Как ее прикрыть? Одно смущало: как отнесется к этому союзу Орда? Едва ли осудит, решил Александр. У нее счет один — по переписанным дворам.
По договору 1262 года Александр добился восстанов ления своих прав в Полоцкой земле, временно утраченных после смерти тестя. Под руку Невского перешел в Полоцке князь Товтивил, а сын его Константин, сидевший в Витебске, стал зятем Александра. Договор предусматривал совместный большой поход против Ливонского ордена, которому грозил полный разгром. Русские шли на Дерпт, литовцы — на Венден.
Уцелел лишь замок на Тоомемяги. Но совместный поход на ливонских рыцарей не удался. Литовские войска выступили в Ливонию преждевременно, и русские полки, хотя и «очень спешили», как записано в немецкой хронике, пришли под Дерпт уже после отхода союзников из-под Вендена. Заняв Дерпт, русские, узнав об уходе литовских войск, прекратили поход и возвратились в Новгород.
Пусть первый русско-литовский союз, предусмотрительно оформленный двумя великими князьями, мужественными и дальновидными современниками — Александром и Миндовгом, оказался кратковременным и задуманный ими совместный поход на Дерпт и Венден осуществить не удалось, тем не менее он впервые открыто выразил растущее тяготение русских и литовцев к взаимному сближению ради защиты своей независимости от Ордена и его союзников. Сам князь Александр не участвовал в походе: в это время Владимиро-Суздальская Русь была охвачена народными восстаниями против Орды.
Александр отправил в поход на Дерпт юного сына своего Дмитрия, и «вся полны с нима, и ближних своих домочадець». Он напутствовал их словами: «Служите сынови моему, акы самому мне, всемь животом своим». Новгородцы шли под Дерпт великим полком, их было много, «бещисла, только бог весть» сколько. Свою дружину в качестве фактического наместника великого князя вел тверской князь Ярослав, брат Александра. Шел с витеблянами и зять Александра князь Константин; полоцкую рать вел литовский князь Товтивил, а с ним еще 500 человек его литовской дружины.
Дерпт был «град тверд», обнесен тремя стенами и «множество людей в нем всяких». Но союзники взяли его «единым приступом» и «люди многы града того овы по-биша», «а другы изоимаша живы» и «взяша товара».
«Бысть вечье»
Александр, признанный и Русью и Ордой великим князем, лучше других видел, как сильно изменилось само понятие его власти и какого огромного труда стоило ему поддерживать относительное политическое единство страны. Оно было насущно необходимо для обороны и для возрождения Руси. Если последствия нашествия, пусть медленно, преодолевались, то где напастись серебра, мехов, коней и прочего, что настойчиво требовал Каракорум, а сверх того тянул и свою долю Сарай. И без того уже сколько лет «всласть хлеба своего изъести не можем». Из житниц, клетей и амбаров уходит он купцам, а вырученное золото и серебро — в Орду.
Правда, Золотая Орда начинала как будто незаметно выходить из-под власти каракорумских императоров, «царей», среди которых не стихали распри из-за того, кто займет трон мастера Косьмы. Очередной золотоордынский хан Берке уже ввязывался в войны с другими ханами. К добру ли это для Руси или к худу?
Орда ловко размывала основы суздальского единодержавия, присвоив себе право назначать великого князя. Вместе с ханским ярлыком Александр великий князь мог теперь распоряжаться полками других князей, а также Владимиром, Костромой, Переяславлем, Нижним Новгородом и Городцом. Обрел он и право на новгородский и псковский столы. Но что это за власть, когда на шее сидит татарский баскак?
Киев стал отрезанным ломтем после похода Бурундая; Смоленск тоже обособился и был в «воле татарской» еще когда наступал Куремса; за Полоцк и Витебск приходилось вести трудную военно-дипломатическую борьбу с Миндовгом.
О более отдаленных землях и говорить нечего. Потеряно Причерноморье, Поволжье, оборваны пути на Кавказ, в Среднюю Азию, в Переднюю Азию, разрушен Константинополь. Отдалилась Галицко-Волынская Русь. В Прибалтике — немцы и датчане, в Финляндии — шведы, но все же суздальско-новгородские полки, хоть с трудом, удерживают Карелию, Неву, Нарову, Псков. Путь в море не закрыт.
И, однако, из его рук, год от года все заметнее, ускользало руководство внешними отношениями, сношениями с Ордой и обороной границ. Всплыли старые распри с местными боярскими гнездами. Сперва издавна крамольные рязанские князья и бояре, а потом и ростовские и другие потянулись в Сарай и Каракорум. Особенно угодничал ростовский Глеб Васильевич — «Сей от юности своей, от нахожденья поганых татар и по пленении от них Русской земли, начал служити им». Подкупом и низкопоклонством, женясь и братаясь, обретали такие. князья самостоятельное право «знать Орду».
Среди князей — современников Калки и Сити — царил разброд: распространилось «недоумение в людях»: одни, готовые было на отчаянный риск, теперь смирились, другие и вовсе не хотели рисковать — жили сегодняшним днем, грабили ближних, пировали, топя горе в чаре. Все — и князья, и бояре, и люди духовные — вдруг стали ссылаться на давно известное на Руси в переводах «Откровение», приписываемое епископу из Ликии Мефодию Патарскому (умер в 311 году), который-де предвидел «конец света», пророча гибель Византии под острием меча народа «семени Измайлова», некогда загнанного библейским Гедеоном в пустыню Ефривскую. Византия пала от меча других — латинских рыцарей, а вот Руси так было уготовано пасть под саблей татар — новых из-маилыян.