Александр Невский
Шрифт:
— A-а, не любо! — крикнул злорадно Мстислав и схватил новую стрелу. В это время за тыном взметнулось вверх кидало порока и новый камень понесся к стене.
— Береги-и-ись!
Князь, не обращая ни на что внимания, торопил своих помощников.
Они натянули тетиву. Мстислав возложил стрелу. Долго целился в копошившихся у порока татар. Словно опасаясь их спугнуть, не крикнул, а шепнул своим поспешителям:
— Пускай.
На этот раз стрела достигла цели. Она попала в одного
— Ай любо-о! — крикнул Мстислав и, обернувшись к Радиму, повелел: — Вот так стреляй.
Меж тем пороки били и били. Сильно разрушали стены, словно жернова, размалывая все в щепки и пыль. Некоторые камни перелетали через стену и попадали в город. Уже лежали убитые, кричали раненые. Со стены летели в сторону татар редкие стрелы, которые по большей части втыкались в тын, не принося вреда. Лишь Радим со своим луком нет-нет да и доставал какого-нибудь татарина.
На Золотые ворота поднялся посыльный из дворца, разыскал Мстислава, передал, что князь Всеволод и епископ к трапезе ждут.
— А и верно, — сказал Мстислав, — перед ратью потешим чрево свое.
Трапезничали в сенях. Все сидели на лавках. Никто не занимал стольца великокняжеского, считалось сие худой приметой при живом-то хозяине. Мстислав сел возле брата, выпил полчума меду и, несмотря на пост, съел добрый кус вепрятины, приготовленной по его велению. Всеволод и воевода не решались при епископе есть дичину, довольствовались рыбой. Сам Митрофан, обиженно поджимая губы, жевал капусту, лучок с хлебом. Не ронял чина своего.
Все молчали. Каждый понимал, что, может, это уже последняя трапеза. Даже епископ не решался заговорить, хотя шел в сени, чтобы обсудить с князьями дело о погребении их брата-мученика Владимира. Он лежал в Дмитриевском соборе, уже прибранный, в гробу, и возле него сидели окаменевшая от горя княгиня Агафья Мстиславовна и безутешная вдова его, Мстислава.
Но когда князь Мстислав поднялся из-за стола и, быстро перекрестившись, направился к выходу, епископ решился:
— Ныне отпеваем князя Владимира, Мстислав Юрьевич.
Мстислав остановился в дверях, оглянулся через левое плечо, улыбнулся нехорошо, оскалив по-волчьи зубы:
— Твори свое дело, святой отец, а мы свое будем. Заодно и нас, грешных, отпой.
Князь Мстислав вышел. В сенях воцарилось молчание. Шутка князя была зла и богохульна, но все понимали: похоже, так и будет.
Светозар встретил князя на лестнице: он был в новой броне, в высоком шлеме, с длинным мечом у бедра.
— Ел? — коротко спросил Мстислав, поравнявшись.
— Ел, князь.
— Ну и ладно, пойдем помирать.
Дружина стояла у крыльца, все были при оружии. Ждали князя. Мстислав остановился на самой верхней ступени крыльца и медленно обвел воинов взглядом. В стати его, в осанке явилась вдруг высокая гордость и сила.
— Други мои, — начал зычно князь. — Русичи! Приспел наш час животы свои положить за родину. Не за князя вашего, слышите, но за землю, вас родившую и вспоившую. Так давайте же драться с врагами храбро и весело, а коли умирать, то с честью. Прошу вас напоследок именем святой богородицы: не опозорьте оружия русского.
— Веди нас, князь! — взволнованно крикнул воин, стоявший впереди. И дружина закричала дружно: «Ве-ди-и!»
Мстислав дождался, когда утихнут голоса, и продолжал:
— Вашим именем беру на себя суд: трусов живота лишать на месте. А я шаг назад ступлю перед недругом — убейте меня тотчас же. Слышите?!
Дружина молчала, пораженная таким велением, и князь повторил еще:
— Слышите?! Нет трусов средь нас!
— Нет! Нет! — подхватила дружина.
VI
ПРИСТУП
Мстислав не допускал дружину к стене, пока били пороки. И так было уже много убитых, а он хотел сохранить людей для отражения приступа, который вот-вот должен был начаться.
— Князь! — закричали со стены. — Татаре переметы ладят.
— Бейте их из луков, — закричал Мстислав.
— Так нас тут мало, живых-то.
Мстислав оборотился к своей дружине.
— Кто в лучной стрельбе искусен, на стену!
Большая группа воинов кинулась к развороченной пороками лестнице. А Мстислав кричал:
— Когда в пролом пойдут, бейте их сверху!
Воины, взобравшись на уцелевшую часть стены, увидели, как сотни, тысячи людей тащили ко рву и бросали в него палки, бревна. Катили плетеные корзины с землей. У самого края рва теснились татарские воины-лучники, которые стреляли по осажденным, появлявшимся на стене, давая своим без особых помех ладить перемет.
Воины Мстислава открыли ответную стрельбу, и довольно успешную. Но урон, наносимый татарам, был почти незаметен. Своих убитых они тут же сбрасывали в ров: для перемета и тела годились.
Как только перемет был налажен и по нему стало возможно перейти ров и приблизиться к пролому, сразу перестали бить пороки.
— Сейчас пойдут на приступ, — сказал Мстислав и скомандовал: — За мной, русичи! К пролому!
Князь шел впереди дружины и поэтому первым увидел рыжие мохнатые шапки татар, появившиеся в проломе. Татары лезли так густо, что, если бы и захотели, повернуть обратно не смогли бы.
— С богом! — воскликнул Мстислав и со звоном обнажил меч.