Александровский cад
Шрифт:
Вера Чугунова тоже была красавицей: высокая, кареглазая, с длинными и черными как смоль косами. Таньке она уступала лишь в темпераменте. Некоторая медлительность, над которой посмеивался Казарин, объяснялась романтичностью ее натуры, которую Вера тщательно скрывала. Ведь истинная комсомолка должна быть прямой, принципиальной и лишенной какой бы то ни было сентиментальности. Но это давалось Чугуновой с огромным трудом, особенно в те минуты, когда на ее горизонте появлялся Казарин. При виде Лешки ее сердце замирало, пульс пропадал, и с Чугуновой происходило то же самое, что происходит обычно с кроликом, который вынужден смотреть на удава.
В классе было шумно – все что-то бурно обсуждали. Танька и Лешка не успели спрятать в парту портфели, как к ним подскочил Васька Сталин и заявил:
– Слыхали? В новом фильме Александрова оператор Болтянский впервые применил рирпроекцию.
– Да ну?! – вытаращив глаза, воскликнула Танька. А затем, усмехнувшись, спокойно спросила: – А теперь расскажи, что это такое и с чем ее едят?
– Ну, деревня! – засмеялся Сталин. – Она не знает, что такое рирпроекция!
В этот же момент Вася получил учебником по голове. Казарин как ни в чем не бывало смахнул пыль с обложки:!i
– Вот ты и объясни.
Васька потер затылок, но не обиделся:
– А чего объяснять? Аида после уроков на «Волгу-Волгу», все и увидите.
– Аида!!! – заорали все.
В этот момент в кабинет вошел Аркадий Семенович – учитель математики, и весь класс, хлопая досками парт, замер в приветствии.
– Садитесь, садитесь, дорогие мои, – махнул рукой педагог. – К контрольной готовы?
– Угу! – Обреченный ответ был похож на пароходный гудок.
Аркадий Семенович оглядел всех из-под очков, которые сползли на самый кончик носа. Затем вытер вспотевший от быстрой ходьбы лоб клетчатым платком и, остановив свой взор на Лешке, небрежно изрек:
– Ну, тогда наш уникальный и неповторимый Казарин меняется местами со Сталиным. Василий, сядьте за первую парту с Шапилиной.
Рыжий Васька выпучил глаза:
– Аркадий Семенович, ну за что?! – Его возмущению не было предела.
Учитель сделал в воздухе жест, снимающий все возражения:
– За то самое. Мне нужно, чтобы Шапилина получила свою четверку – законную…
Танька с Лешкой понимающе переглянулись: суровые санкции математика их явно не пугали.
Учитель подошел к окну и, не глядя на класс, добавил:
– Вас, Сталин, это тоже касается.
Василий взял учебники, чернильницу и нехотя поднялся, бубня при этом себе под нос, но так, чтобы все слышали:
– А что Сталин, как что, так сразу Сталин.
– Василий, не дерзите. Казарин, мне 150 раз вам повторять?
Лешка незаметно сделал рукой знак друзьям и покорно пересел на другую парту. Аркадий Семенович краем глаза проследил Лешкин маневр и как бы между прочим спросил:
– Кстати, Казарин, вопрос на засыпку: если мои 150 предупреждений помножить на 340 пререканий Василия, сколько получится?
– Пятьдесят одна тысяча, – не моргнув глазом, ответил Лешка.
Учитель повторил расчеты на листке бумаги и усмехнулся:
– Однако, черт возьми! Никак не могу привыкнуть…
Класс погрузился в работу. Математик сначала внимательно следил за Казариным, но постепенно стал терять бдительность и потихоньку начал клевать носом. Через 20 минут Лешка положил перо в чернильницу, захлопнул тетрадь и поднялся с места. Вслед за ним поднялась и Танька. Они подошли к учительскому столу. Казарин неловким движением задел подругу, и та выронила свою контрольную на пол.
– Прости, пожалуйста, – извинился Лешка и принялся собирать листочки с пола.
Аркадий Семенович проснулся.
– Минуточку! Дайте-ка сюда.
Казарин выпрямился и протянул обе работы. Аркадий Семенович тщательно изучил контрольные, а затем, вздохнув, положил их на стол:
– Я не знаю, как это у вас получается, но имейте в виду, Казарин: вы оказываете Шапилиной медвежью услугу.
Танька попыталась встрять в разговор:
– Аркадий Семенович… Но он устало махнул рукой.
– Идите, Шапилина, идите. Кстати, Казарин, во вторник городская олимпиада. Не забудьте подготовиться.
В классе послышались смешки. Учитель строго постучал указкой по столу и безошибочно установил весельчака:
– А вы, Сталин, пишите, пишите…
За дверями класса Танька радостно захлопала в ладоши:
– Ты – гений! Я скоро сама не смогу разобрать, где мой почерк, а где ты за меня химичишь!
Лешка только хмыкнул в ответ:
– Комсомолка Шапилина, я не гений! Я преступник: помогаю внедрить врага в нашу советскую журналистику.
Танька закатила глаза и, прикинувшись овечкой, затараторила:
– Каюсь, каюсь, каюсь! Но у меня есть оправдание: математика меня не интересует.
Казарин скатился вниз по перилам.
– Тебя ничего не интересует, кроме Орловой и Крючкова, – вздохнул Лешка и протянул руку, чтобы взять Тань-кин портфель. Шапилина насупилась и спрятала портфель за спиной.
– А история?!
Лешка только махнул рукой:
– Ну, разве что история…
Танька, довольная маленькой победой, протянула свой портфель Казарину, и они выбежали на улицу.
Весенняя Москва встретила их гудками машин, криками продавцов и звуками музыки из репродукторов. Завернув за угол школы, Лешка на секунду задержался возле газетного стенда.
– Ну, чего ты там увидел? – недовольно спросила Танька. Лешка пробежал глазами «Вечернюю Москву».
– Представляешь, в Измайловских прудах собираются разводить осетров и севрюг. А возле памятника героям Плевны будут пальмы сажать…
Шапилина глянула через Лешкино плечо на газетный стенд.
– О… «В новом доме на улице Горького открывается «коктейль-холл». А что такое коктейль?