Ален Делон без маски
Шрифт:
– Несколько месяцев тому назад я видел по Пятому каналу ваше интервью, относящееся к началу 60-х годов. Меня поразило ощущение вашего одиночества. Разве оно неотделимо от вашего положения «звезды»?
– Абсолютно. Я отдаю себе в этом отчет, с ним приходится жить, и мне это как-то даже удается. Иначе я бы не был тут… Мое одиночество относится к началу детства… Несмотря на кино, я был одинок всю жизнь. Не спасала даже любовь. Профессия актера подталкивает к одиночеству. Как говорил генерал де Голль, идите к вершинам, там меньше сутолоки. Сравнение, может быть, слишком смелое, но это одиночество людей, которые чего-то добились: чем больше лезешь вверх, тем более одинок. Моя профессия и тот факт, что я преуспел в ней, лишь усугубили это
– Вы никогда не входили ни в какую компанию?
– Сознательно или бессознательно я всегда был одинок. Мельвиль и другие это поняли, поэтому это так ощущается в их картинах. Это нечто выше моего понимания. «Самурай» – это я, но все происходит совершенно неосознанно.
– Этот фильм придумал одинокого героя. В ваших предшествующих фильмах было описание среды, вы действовали совместно с другими актерами. «Самурай» придумывает образ.
– Да, Мельвиль инстинктивно это почувствовал. Он знал меня только по кино и решил предложить роль Джеффа Кастелло. Так произошла наша встреча. Жизнь состоит из более или менее хороших встреч.
– Во время съемок у Мельвиля вам приходилось с ним спорить?
– Бывало, но я сразу понимал его. Дар заключается в том, чтобы быть актером-хамелеоном, способным менять цвет, интонацию в зависимости от того, что от него требуют. Мне это представляется естественным. Если делаешь над собой усилие, это сразу чувствуется. Доказательством профессионального ума как раз служит понимание такого рода вещей, умение вникнуть в них. Но это не моя заслуга, поскольку проявляется само собой. Именно это я пытался втолковать журналистам и некоторым критикам. По той же причине я когда-то поссорился с «Сезарами». Я считал, что профессионалы не всегда делают различие между тем, что называют хорошим актером в фильме, и созданием образа героя. Часто награждают актера за то, что он хорош в фильме, не видя рядом такого актера, как Монтан, самолично создающего образ своего героя. Беру последний пример: «Казанову». Журналисты, скажем, такая идиотка, как Мишель Стувено, пишут, например: «Делон волнует, он растолстел на восемь килограммов, чтобы создать образ героя». Они не увидели, что этот герой должен быть некрасив и толст. Когда так поступают по другую сторону Атлантики, все находят гениальным. Скажем, Де Ниро в роли Ла Мотты. Я впервые растолстел для роли в «Полицейском». Мельвиль мне сказал: «Мне бы хотелось, чтобы вы немного разжирели». Я жрал, как зверь, чтобы набрать пять кило. И вот в «Синеревю» появляется мое фото в профиль с подписью: «Делон решил растолстеть». В «Казанове» я был жирным…
– … Чтобы женщина, проснувшись в вашей постели, нашла вас ужасным.
– Именно! Коли профессионалы не способны видеть разницу…
– Вы не из тех актеров, которые склонны к дешевым эффектам.
– Я прибегаю к ним, когда надо. Первое дело – встреча с режиссером, обговорить образ героя и высказать свое суждение о нем. Актер не пешка.
– Просмотрев два фильма, которые вы сделали с Лоузи, – «Убийство Троцкого» и «Господин Клейн», приходится согласиться, что один производит большее впечатление, чем другой.
– «Господин Клейн» впечатляет своим сюжетом.
– Не только. Большое впечатление производит то, что вы делаете. Невольно спрашиваешь себя, кто бы еще мог сыграть такого героя.
– Вы так любезны – спасибо. Но об этом никогда не было сказано. Я был очень рад получить «Сезара» за «Нашу историю». И очень обижен, когда не получил ничего за роль в «Господине Клейне» на Каннском фестивале. Если я и заслуживаю какой-то премии, то именно за «Господина Клейна». Чтобы с моей рожей сняться в нем, надо было иметь смелость. Вот что называется вылепить образ.
– Тем более что вы были «звездой» и что фильм является встречей с выдуманным героем.
– Вы правы! И я говорю об этом
– Все-таки надо уметь разглядеть фильм!
– Признав, что это большая актерская удача. Год назад я был на Берлинском фестивале. Я был там прежде лишь раз с Рене Клеманом… Мне присудили «Медведя» по совокупности за карьеру в кино. На пресс-конференции было столько журналистов, что мне пришлось влезть на стол. Журналисты говорили, что такого не было со времен приезда Кеннеди. Когда на большой сцене мне вручали приз, я повторил его слова: «Ich auch bin ein Berliner». В Берлине, Германии!
– Потому, что это происходило не в Париже?
– Естественно.
– Во Франции часто по вне кинематографическим причинам вы выражаете агрессивность и непонимание из-за своего довольно дикого характера… Быть может, эта ретроспектива в Синематеке поможет лучше оценить вашу карьеру или ваше творчество.
– Понимаю, согласен, но не совсем. В прошлом году по случаю фестиваля в Коньяке я сказал ста пятидесяти журналистам: «Это вы меня сделали. Но я отличаюсь от того „имиджа“, который вы мне приписываете». Вначале я был «красивым, но мудаком». Позднее пришлось придумать другое… Я единственный актер, никогда не снимавшийся с режиссерами «Новой волны», так сказать, из-за того, что был, оказывается, актером «папенькиного кино». И это говорилось о фильмах Висконти и Клемана! Пришлось ждать 1990 года, чтобы меня снял Годар. Ко мне не следовало приближаться, я был маргиналом. И еще удивляются всяким недоразумениям вокруг меня.
– Поражает одна вещь в вашей карьере. Вы часто играете роли двойников: «Черный тюльпан», «Зорро», а также «Уилльям Уилсон» с Маллем, «Наша история», «Новая волна». С одной стороны, актер Ален Делон, с другой – более размытый «имидж».
– Я никогда не был куртизаном, не стремился заводить дружбу с журналистами. Если меня хотят увидеть, значит, увидят, если хотят поговорить – поговорим. Но я не лицемер. У меня никогда не было импресарио (Делон забыл о том, что в начале своей карьеры его делами занимались Ольга Хорстиг, а потом Жорж Бом. – А.Б.). Начиная с 1964 года и «Непокоренного» я был продюсером. Фильм попал в лапы цензуры, и я остался гол как сокол. Понадобилось пять лет, чтобы восстановить силы. Я все-таки финансировал двадцать картин и такой бриллиант, как «Борсалино», который мне тоже стоил…
– Но «Борсалино» принес вам кучу денег!
– Это был такой дорогой фильм, что пришлось уступить права фирме «Парамаунт», чтобы закончить его. Даже понадобилось заложить мои картины. Об этом я еще никому не рассказывал. Потом я становился продюсером по разным причинам, которые слишком долго объяснять, но всегда делал то, что хотел, с кем хотел. Я не показывал их на частных просмотрах, я их сразу выпускал в прокат. Это никогда не нравилось! Меня заставили дорого заплатить за такое желание быть независимым. Я был маргиналом, с которым не могли справиться. И прибегли к карикатуре: «Фильм Делона, с Делоном, снятый Делоном, сценарий Делона о Делоне». Такого никогда не было! Да, я снял «За шкуру полицейского», и что? Я также сделал десять картин с Жаком Дереем. Я ни у кого никогда не требовал отчета. И действовал свободно, как мне нравилось. Пусть говорят, что я был не прав, но с какой стати мне меняться сегодня? Вы говорите, что Синематека что-то изменит. Мне наплевать! Поздновато! Следовало меняться прежде. Я буду верен своей линии поведения до конца. Надо сказать, что успех не генерирует симпатии. А я никогда не оказывался на мушке ружья…