Алёша Карпов
Шрифт:
— Значит, что хотят, то и делают. Контрреволюцию разводить могут? — вспылил Алеша.
— Обсудить надо, поговорить надо, возможно, что-нибудь и придумаем. Приходи завтра. Совет соберу. Может, с докладом выступить хочешь?
— Ну, что ж? Можно и с докладом. У меня поручение ревкома есть. Комитет бедноты создать надо.
— Это для чего же? — насторожившись, спросил Абросим.
— Как для чего? — прищурившись, в упор посмотрел Алеша на председателя. — Помощь чтобы у Совета была, опора. Сам говоришь, проваливают тебя советчики. Значит, нужно стойких людей привлекать к управлению. А потом пора кулаков за шиворот взять. Заставить хлеб государству
— Ну, что ж? Давайте обсудим и о комитете. Раз надо, значит надо. — В глазах Абросима мелькнула ироническая усмешка. — Только бы народ против себя не поставить. Осторожно нужно. Люди у нас, знаешь, какие?..
На следующий день подавляющим большинством голосов Совет отклонил поддержанное Абросимом предложение Алеши о создании комбеда. Что касается поповской агитации, было постановлено:
«Поскольку религия является ядом, запретить членам Совета и их семьям ходить в церковь и справлять религиозные обряды».
Предложение Алеши об организации антирелигиозного диспута и другой массовой работы было отвергнуто.
Алеша понял, что пока в Совете будет сидеть Абросим, там всегда будут брать верх кулаки. Договорившись с беднотой и фронтовиками, он на первом же собрании поставил вопрос о довыборах Совета и выводе из его состава пассивных и не заслуживающих доверия лиц.
Как ни старались кулаки, но Совет был почти полностью переизбран. Теперь в Совете руководили большевики.
Алеша был утвержден председателем комбеда, но работать ему там не пришлось.
Вот уже несколько дней он чувствовал боль во всем теле. Особенно сильно ломило поясницу. К вечеру, после собрания, поднялась температура, а еще через пять дней Алеша потерял сознание.
Испуганная мать привезла Белькейкина.
— Пиявки нужно ставить. Пиявки, — предложил было фельдшер. Потом, подумав, добавил: — Лучше, пожалуй, свезти в заводскую больницу. Хотя тамошние доктора против меня и пешки, но зато у них уход и медикаменты разные, а у меня что? Пластырь, йод и валерианка. Тиф ими не очень-то вылечишь.
Посоветовавшись с теткой Аксиньей, Марья уложила сына на телегу и чуть свет повезла в больницу. Неожиданно за околицей ей встретился Абросим. По подтянутым у лошади бокам, по толстому слою пыли на сапогах было видно, что он проделал длинную дорогу. Тем не менее Абросим был весел. Увидев Марью, он снял обеими руками картуз и, как только мог, низко поклонился:
— Доброго здоровья, Марья Яковлевна. Куда так раненько?
Марья с недоверием посмотрела на Абросима. Его появление на уставшей лошади в такой ранний час показалось ей подозрительным.
— В больницу еду. Алексея вот везу, — ответила она неохотно.
— Что так. Зачем?
— Тифом заболел. Хочу попросить, чтобы на койку положили.
— Эко ведь горе какое, — с сожалением покачал головой Абросим. — Только приехал парень и на тебе — тиф. Жаль, жаль. Ну, что ж, вези с богом. Может, и обойдется.
В этот же день к вечеру стало известно о восстании чехословацкого корпуса и захвате им Челябинска.
Рабочие Южного Урала создавали красногвардейские отряды. У Надырова моста, у Селезней и у станции Аргаяш завязались первые бои с белобандитами. Слабо вооруженные, не имеющие военного опыта, разрозненные отряды рабочих под напором регулярных чехословацких частей и казаков постепенно откатывались в центр Урала. На востоке начиналось одно из главных сражений простого народа за Советскую власть, за свою свободу.
После декрета Советской власти о конфискации промышленных предприятий англичане уехали с завода.
Прощаясь с Рихтером, Петчер заметно волновался:
— Завод, господин Рихтер, я поручаю вам. Знайте, что декрет о конфискации — это не что иное, как миф. Большевики продержатся у власти недолго. Сейчас среди русских я не вижу ни одного серьезного специалиста, который мог бы управлять заводом. Ясно, что фактическим хозяином предприятия пока будете вы. Кстати, могу вас порадовать, — недвусмысленно улыбаясь, продолжал Петчер, — на днях здесь инкогнито был Темплер. Он советует мне укрыться на время в Сибири. Все говорит за то, что, если большевики не откажутся от власти сами, Сибирь дохнет на них могилой. Дядя сообщает, что тоже готовится ехать в Сибирь. Русские, конечно, догадываются, что Уркварт по пустякам в Сибирь не приедет. — Петчер зловеще рассмеялся. — Нет. Вы не знаете Темплера. Это исключительный, необыкновенно дальновидный человек. Еще несколько лет назад он говорил мне, что придет и такое время, когда мы заставим русских убивать друг друга. Сейчас это время пришло.
— Я хотел бы знать, сколько придется ждать вашего возвращения? — покорно спросил Рихтер.
— Полагаю, совсем недолго. Темплер уверяет, что соответствующие воинские части подготовлены и должны высадиться во Владивостоке. Японцы уже там…
Рихтер разделял мнение Петчера. Такие долго у власти не продержатся. И он выполнял распоряжение управляющего, стараясь сохранить оборудование и материалы, не проявляя никакой заботы о продукции.
Рихтер решил завести себе как можно больше друзей в среде русских. Когда все станет на место, эти люди будут ему нужны не меньше, чем Петчер. Он держал крепкую связь с местными купцами и попом, а через него познакомился с председателем совдепа соседнего села Абросимом. Это, казалось ему, был удивительный человек. Он ненавидел Советскую власть, но служил ей и даже старался ладить с большевиками.
Над силовой станцией в установленное время по-прежнему гудели гудки, но работа шла из рук вон плохо. То и дело возникали митинги, собрания, диспуты. Казалось, что, изголодавшись по свободному слову, люди могли без конца говорить и слушать один другого.
На заводе усиливалась разруха. Не хватало продуктов. Но это давало только дополнительную пищу для споров. Вот, например, какую резолюцию приняли на последнем собрании:
«Учитывая окончательную победу пролетарской революции, собрание полностью убеждено в скором наступлении порядка, таящегося в недрах пролетарского самосознания. Что касается продовольствия, принять к сведению существующие затруднения».
Приняв такую, ни к чему не обязывающую резолюцию, собрание перешло к другим вопросам. Слушало доклады о текущем моменте, о вреде религии и о том, как устроена вселенная. По всем этим вопросам происходили длинные споры и принимались не менее длинные резолюции.
Возвращаясь с такого собрания, Феклистов ворчал:
— Точь-в-точь как выздоравливающий после тяжелой болезни — радуется, смеется, не думает, что малейшая невзгода может снова свалить его с ног. «Почему луна не дает тепла?», «Есть ли на Марсе люди?» Настоящие дети. Подумали бы лучше, где взять медикаменты. Простыни тоже все износились. — Феклистов обратил внимание на подъехавшую к больнице телегу. «Еще больной, а класть некуда», — подумал он.