Альфа-ноль
Шрифт:
Про Лихолесье я раньше много страшилок наслушался. Но после той памятной переправы, случившейся даже не в нем, а на его границе, ничего страшного не происходило ни со мной, ни с окружающими. Жизнь здесь не сказать что обходится без сложностей, но и запредельные ужасы этим краям приписывали понапрасну.
Именно такое мнение у меня складывалось до тех пор, пока я не рассмотрел плот и его кошмарных пассажиров.
С нервами у меня полный порядок. То есть в обморок при виде такой картины падать не стал. Вместо этого оценил траекторию движения плота и понял, что он пройдет
А остановить, наверное, надо. Эш наверняка захочет взглянуть на столь нехорошее и редкое зрелище. Я целыми днями пропадал на реке, но ни разу не видел, чтобы по ней сплавлялись ободранные покойники.
Лодок на берегу нет, да и мне в одиночку не справиться даже с небольшой. Поэтому сделал единственное, что мог сделать. Побежал в сторону фактории, размахивая руками и надеясь, что столь бурная физическая активность не приведет к рецидиву хвори. Там, в башне над мостом, всегда дежурят два глазастых стражника. Они должны заметить одинокую фигурку, мчащуюся по открытой косе.
Даже прокричал пару раз. День почти безветренный, шума постороннего нет, есть шанс, что услышат.
Показалось или с башни машут в ответ? Да, точно, машут.
Вскинул левую руку над головой, а правой указал на плот, уже добравшийся до начала косы. Если там не полный кретин дежурит, обязан понять, что с этой плавучей виселицей что-то не так. Близорукость в Роке редкость, значит, должен разглядеть тела, раскачивающиеся на перекладине.
Через минуту наверху тропы показалась маленькая делегация: Эш и немолодой стражник с избыточным весом. Только тут я понял, что Бяка не шутил по поводу того, что все население фактории отправилось заготавливать цветы рогоцвета. Глава не смог собрать серьезные силы, чуть ли не в одиночку заявился.
Встретив парочку внизу, я указал на плот:
— Там покойники.
— А мы-то думали, что они живые, Хаос тебя подери, — на ходу ответил Эш и обернулся к стражнику: — Мадакс, хватай шест у рыбаков и беги на Соколиный камень. Сдается мне, плот или в него врежется, или рядом пройдет. Попробуешь перехватить. А я вон там, справа от навеса, покараулю его.
Я, торопясь за ними, счел нужным вмешаться:
— Нет, плот сейчас отнесет от берега. Там бровка под водой из валунов, она воду от нее отбивает. Но потом он попадет вон в ту струю, где сейчас рыба большая всплеснулась. И там его прибьет под скалу. Прямо под ней надо караулить. Если там не получится перехватить, он мимо острова пройдет.
— Глупости, — ответил на это Мадакс. — Соколиный камень дальше всего в реку вдается.
— Малец реку знает, — заметил Эш. — Ладно, ты давай на камень, а я под скалу, как он сказал. Если мимо пройдет, я этому болтуну точно розги пропишу. Их ему остро не хватает.
Ну вот, опять. Инициатива наказуема. И кто меня за язык тянул?
С плотом все получилось идеально. То есть так, как я сказал. Наблюдая за Черноводкой не один день, я не мог не обращать внимания
Эш подцепил плот крюком деревянного багра и успел притянуть к камням, прежде чем течение завело ужасающее сооружение под вертикальную скалу, служившую фундаментом фактории.
Я указал на надпись, протягивающуюся по перекладине:
— «Всякий пришедший на землю императора боли будет страдать». По-моему, это кровью написано.
— Ты что, читать умеешь? — оглянулся Эш, сузив глаза.
— Нет, я это случайно угадал. Конечно же умею.
— Болтаешь ты много. А болтать — это нехорошо. Помалкивай. О том, что тут видел, никому ни слова. Понял?
Молча кивнув, я все же не удержался:
— Что у них со ртами?
— Ты о чем?
Я указал на ближайшее тело.
— Челюсти будто подвязывали. И изо рта выглядывает что-то непонятное. Это явно не языки.
Эш, ничего не ответив, ступил на плот, ухватился одной рукой за подпорку, удерживающую перекладину, другой вытащил из ножен кинжал, сунул клинок трупу в рот, надавил, заставляя раскрыться. Оттуда вывалилась омерзительная масса, похожая на комок насекомых, слепленных слизью.
В этот момент подошел Мадакс и первым делом начал блевать, а потом простонал:
— Хаос меня побери, что за гадость у него во рту?
Эш, присев, рассмотрел выпавшую массу, поднялся, бесстрастно ответил:
— Ему в рот набили цветов рогоцвета.
— Сдается мне, тот, который справа, Шави, — трясущимся голосом сказал Мадакс. — У него рука криво срослась, повредил ее, когда в том году лес валили под Желудевкой. Он деньги на целителя хотел собрать. Говорил, палец большой плохо слушается и сильные боли в запястье. Теперь у него ничего не болит…
— Он ушел еще позавчера вместе с Гамусом, — задумчиво произнес Эш.
— Да, точно, — кивнул Мадакс. — Гамус всем трепался, что знает лучшие поляны с рогоцветом. Ему еще мужики говорили, чтобы он дурака не валял. Не надо уходить далеко от берега, да еще с ночевкой. Но это же Гамус, разве он кого послушается. Наверное, вот это он и есть. Вроде похож, а вроде и нет. Не поймешь теперь.
— Те, кто это сделал, где-то недалеко сейчас, — сказал я. — Они специально выбрали время так, чтобы это случилось ясным днем.
— Поясни, — не оборачиваясь, бросил Эш.
— Эти люди мертвы уже давно. Часов десять прошло или больше. Трупное окоченение. Когда их готовили к тому, чтобы вот так подвесить, тела были еще свежими. Им набили цветы в рот и чем-то завязали нижние челюсти. Потом, когда развилось окоченение, завязки сняли. Не знаю, зачем так поступили. Вон видно следы, где завязки давили. Теперь челюсти и без них держатся, почти не опустились. Плот отправили так, чтобы он попал точно на середину косы. Те, кто это сделал, знают реку не очень хорошо, рассчитывая, что все подумают, будто плот плывет издалека. Нет, плот спускали где-то недалеко отсюда. Вон не видно следов от топоров и пил. Связывали лыком, бесшумно. Я думаю, если поискать по левому берегу, быстро найдется место, где его собирали.