Альфарий: Голова Гидры
Шрифт:
Мощные двигатели моего флагмана придают ускорение, которое не могут в полной мере погасить демпферы. Мы наносим удары так быстро и сильно, насколько позволяют наши небольшие размеры, уклоняясь от громоздких, хотя и смертоносных снарядов наших врагов. Один на один наши истребители не уступают им и расчищают путь нашим бомбардировщикам: простым транспортам со взрывчаткой, которые не управляются ничем, кроме импульсов кинетической энергии, которые мы им придали. Они будут ужасающе неточны на большом расстоянии, и именно поэтому мы приближаемся. Отсутствие механизмов наведения означает, что каждая часть объема бомбы наполнена разрушительной силой. Мы делаем всё возможное, чтобы нивелировать
Против Хоруса этого будет недостаточно.
Я застегиваю ремень в своём собственном истребителе и включаю двигатели. Несмотря на свой статус, машина никак особо не отмечена, чтобы не послужить приоритетной мишенью для врага. Я буду одним из многих, пойду в последней десятке, запущенной моим флагманом.
Я деактивирую магнитный замок, удерживающий меня на месте на посадочной палубе и с рёвом вырываюсь в пустоту.
Звезды проносятся перед моим взором, когда я разворачиваю нос своего истребителя, чтобы вывести его на вектор атаки, нацеливаясь прямо на «Мстительный Дух». У меня нет ни времени, ни желания вступать в затяжные воздушные бои с противником, и я не соизволил обратить внимания на первые полетевшие в мою сторону всполохи огня от их поспешно запущенных истребителей прикрытия. Хорус уже демонстрирует, что он сильнее в тактике, чем его лейтенант, которого я победил; но меньшего я и не ожидал.
Я активирую свои пушки и уничтожаю двух ближайших противников, затем вывожу свои двигатели на максимум и проскакиваю сквозь брешь, которую я только что проделал в их оборонительной линии, которую атакуют мои спутники, пытаясь пробить проход побольше для надвигающихся фигур наших бомбардировщиков. Без сомнения, мы заставим истекать их кровью, но сегодня успех придет не так. Я взмываю вверх, избегая выстрелов орудийных огневых точек благодаря своим рефлексам, с которыми не совладать ни одному смертному противнику. «Мстительный Дух» увеличивается в моем обзорном окне, чудовищный левиафан, несущий разрушение из пустоты, изрезанный глубокими шрамами, которые, тем не менее, так и не смогли пробить его броню. Он способен выдерживать самые ужасающие повреждения и сокрушать врагов, не уступающих по силе элитным войскам, что он несет на своем борту.
Какое примитивное понимание войны.
Я ныряю, переворачивая корабль так, что с моей точки зрения кажется, что я оказался под вражеским флагманом и поднимаюсь на него. Бой в пустоте определяется нашим собственным видением? Командир, который забывает об этом, является рабом собственных ограничений. «Мстительный Дух» не может сбить меня. Я бы удивился, если бы Хорус не заметил меня, но мой корабль не представляет никакой угрозы и, в любом случае, я изменил вектор полета своего корабля, так что любой выстрел по мне будет промахом и поразит ещё один из их крейсеров.
Сейчас я прохожу сквозь щиты, настроенные на отражение залпов чудовищно мощного оружия больших кораблей, подобных их собственному. Я выхожу из своего пике, все еще перевернутый, скользя по изрезанной и изрытой шрамами поверхности «Мстительного Духа» в поисках своей цели.
Там.
Сканирующая мачта. Идеальная приманка. Я нацелил на неё свой истребитель, фиксирую курс и запускаю катапультирующий механизм.
Я отделяюсь от своего корабля и едва успеваю активировать магнитные зажимы на броне, чтобы зацепится за корпус «Мстительного Духа» вместо того, чтобы срикошетить от него. Смертный не смог бы проделать такой маневр; сомнительно, что он вообще бы выжил.
Я отстегиваю ремень безопасности и сиденье пилота, которое меня сюда принесло, начинает уплывать вдаль. Впереди меня мой истребитель врезается в сканирующую мачту и уничтожает ее беззвучно
Никто, даже Хорус, не заметит одинокую фигуру в чешуйчатой броне, ползущую по корпусу могучего военного корабля Империума. А даже если и заметят, то у меня не может быть кодов безопасности, которые позволят мне открыть люк и проникнуть внутрь.
Я ввожу код и люк открывается. Через несколько секунд я внутри. Теперь все, что стоит между мной и Хорусом Луперкалем — это личный состав имперского флота и элитные войска Легионес Астартес.
Я приготавливаю длинное двустороннее оружие, которое мои последователи стали называть «Бледным Копьем». Это не займет много времени.
Никто на этом корабле, включая Хоруса, не имеет ни малейшего представления о том, что грядет.
Часть первая. ПОСЛЕДНИЙ И ПЕРВЫЙ
1. НАХОДКА
Я не помню, как всё началось.
Даже для такого необычного и выдающегося существа, как я, было время до осознания. А может и не было. Возможно, я знал, где я и что я с того момента, как моя форма была создана, но эти воспоминания были украдены у меня силами, которые вырвали меня из того места, где я должен был в безопасности провести свое младенчество. Всё, что у меня осталось сейчас — это лишь образ, ощущение: сияющая, белоснежная стерильность; пылающее присутствие, которое затмевало собой всё остальное, и оставляло чувство потери каждый раз, когда уходило. Затем шум, мешанина красок, описать которую не хватит слов, и постукивание, и царапанье, словно от когтей, ищущих меня — всё это ещё иногда появляется в моих снах в эти последние дни 30-го тысячелетия.
Моё первое отчетливое, ясное воспоминание — это как я сижу в пыли под затянутым тучами ночным небом, обдуваемый пронизывающим ветром. Я не знал где нахожусь и как здесь очутился, но знал своё имя. В какой-то момент мне его шепнули, в этом я был уверен, и поэтому я повторил его про себя в первый раз.
Я Альфарий.
Некоторые люди говорят, что имена обладают силой. Моё — нет. Когда я заговорил, то не почувствовал ни чувства правоты, ни уверенности, охватившей моё тело. Моё имя — это инструмент и не более того: идентификатор, исходная база, которую можно использовать, когда удобно и отбрасывать, когда нет.
С другой стороны, моё имя обрело силу, не так ли? Но это сила, предоставленная ему как моими собственными действиями, так и тем, как оно было использовано в качестве инструмента другими. Само по себе, это лишь слоги. Как и во всех подобных понятиях, значение, которое они имеют — это лишь то, что мы им придаем.
Однако я ничего не знал об этом, когда сидел в первые минуты своего осознания. Я знал, что обдувающий меня ветер был намного градусов ниже точки замерзания воды, и почувствовал вкус искусственных загрязнений в нём. И когда я посмотрел вверх, то смог, даже в темноте, различить слабые цветные сигнатуры химических веществ, пронизывающих облака надо мной. Справа от меня виднелись горы, высокие и суровые, их вершины терялись в облаках, но также я знал, что плато, на котором я сижу, находится достаточно высоко. Я ощущал разреженность воздуха. Я не знал, как смог понять эти вещи, по каким критериям их измерил и как это знание пришло ко мне. Я лишь знал, что это истина.