Алхимия
Шрифт:
Между тем практическая химия развивалась путем эмпирического поиска, оттеняя особую природу алхимии [165] .
Ванноччо Бирингуччо (XV–XVI вв.). Основной его текст — «Пиротехния» (греч. — огонь). 10 книг этого сочинения содержат сведения о многих веществах: азотной кислоте, амальгамах для извлечения золота из руд, купоросах, видоизменениях серы, квасцах, окисленных и сернистых мышьяках, соли. Говорится о стеклоделии, металлических зеркалах, пробирном искусстве. Приводятся составы пороха. Увеличение веса металлов под воздействием огня Бирингуччо объясняет улетучиванием огня, субстанции легкой. Оттого и тяжелеет металл. Ход рассуждений алхимический, хотя трансмутационная алхимия осуждается (девятая книга) (Biringuccio, 1942).
165
Не только, впрочем, оттеняя, но и взаимодействуя с ней.
Георгий
Франсуа Бернар Палисси (XVI в.) прославился в стекольном деле, приготовлении окрашенных стекол, усовершенствовании добычи поваренной соли в Бискайском заливе, как великий мастер по фаянсовой посуде, эмали, цветным глазурям. Эмпирический поиск у Палисси был принципиально не теоретичен. Еще и поэтому состав его чудесных глазурей ушел вместе с ним [166] . Он же, вероятно, впервые применил известковый мегрель как примесь к навозу для удобрения. Главная его книга — «О гончарном искусстве, о его пользе, об эмалях и огне». И от него достается алхимикам (Palissy, 1866; 1957).
166
Разумеется, количественный — относительный — состав. Качественный состав глазурей и эмалей (точнее: шихты) этого высокого мастера мы знаем: окислы олова, свинца, железа, сурьмы и меди, а также песок, сода, поташ.
Иоганн Рудольф Глаубер (XVII в.) — химик-технолог, врач, но и алхимик. В сочинении «Новые философские печи» (1648–1650) описывает нагревательную аппаратуру и химические приемы. Получает уксус из вина, тайные лекарства, крепкие чистые минеральные кислоты. Перегонкой смеси каменной соли с купоросом Глаубер получает соляную кислоту, а перегонкой смеси селитры с купоросом — азотную. Воздействуя на селитру купоросным маслом, получает азотную кислоту. Заменив железный купорос на купоросное масло, получает чистые крепкие соляную (acidum salis fumans Glauberi) и азотную кислоты. Описывает свойства и разрабатывает способ получения десятиводного сернокислого натрия — чудесной соли (sal mirabile), известной как глауберова. Знает реакцию взаимодействия кислоты и щелочи. Устанавливает явление двойного избирательного сродства (3HgCl2+Sb2S3=2SbCl3– l-3HgS, сурьмяное масло; K2CO3+2HNO3=H2O-I–CO2+2KNO3, чистая) [167] . При жизни выходит «Собрание химических сочинений» (1658), содержащее статьи о спагирической фармакопее (греч. — извлекаю и ) — собираю). В них даны основоположения анализа и синтеза лекарственных препаратов. Приводятся обширные сведения из химии минеральных веществ, красильного дела, иатрохимии. Обосновывается влияние технических производств на химическую технологию, коей стали некогда эмпирические технохимические ремесла (Glauber, 1689).
167
Да простит мне читатель новохимическую манеру записи, конечно же, Глауберу неведомую.
Химические знания в Средние века становятся научной химией в результате собственного развития. Однако такой оборот дела как будто исключает из рассмотрения влияние нехимического естествознания XVII века: механика Галилея, математизация естественных наук в свете идей Декарта, мир как причина самого себя у Спинозы, небесная механика Ньютона, несколько раньше — коперниканский переворот в космологии. Вместе с тем ни Бойль, ни Шталь, ни Лавуазье немыслимы вне контекста теоретической революции XVII века. Понимая это, мне казалось естественным постараться понять XVII век как принципиально новый тип мышления в самой истории позднесредневековой алхимии, вместе с химическим ремеслом и натуральной философией ставшей историческим кануном научной химии Бойля. Но рассмотрение теоретической революции XVII века не входит в мою задачу.
Именно в Глауберовы времена (XVII в.) можно говорить не столько о технохимических ремеслах, сколько о химических технологиях: производствах серной и азотной кислот (первоначально: XIII в., XVI–XVII вв. — олеум); а также соляной (XVII в.). Развиваются мыловарение, стеклоделие, производство соды и поташа как разных веществ (сода — из рассолов озер Египта; поташ — из золы деревьев). Совершенствуется технология добычи поваренной соли (копи, из морской воды и воды соляных источников).
Если в XV веке сырье для азотной кислоты получают соскабливанием соляных налетов с каменных стен конюшен, то к XVII веку — из селитры, описанной Бирингуччо и Агриколой. Квасцы, купоросы, нашатырь, минеральные краски, висмут, ртуть, сурьма, мышьяк, бура, щелочи, сульфаты, нитраты металлов — вот тот круг веществ, получение которых все еще кустарно-препаративное.
XVII век — начало химической технологии. Это естественный результат взаимодействия технохимического ремесла с теоретизирующей алхимией; в том числе иатрохимией, то есть алхимией лекарственной.
Обратите внимание на одно примечательное обстоятельство. Все сколько-нибудь заметные химики и химики-технологи конца XVI — начала XVII века были еще и алхимиками. Между тем чистые практики-эмпирики (Агрикола, Бирингуччо, Палисси) дальше частных и единичных, хотя и гениальных, открытий не пошли. Их опыт остался теоретически не осмысленным, вне обобщения. Но как раз они прошли мимо алхимии (или алхимия прошла мимо них). Именно алхимия представляла тогда единство теоретической мысли и практического как бы умения. Действительность вещей именно в алхимии обретала обобщающий смысл, иначе говоря, почти научно-химический статус, ибо, как пишет М. Дворжак, «наблюдение над действительностью из дополнительного противовеса превращается в основную и благородную цель, начало и конец художественного творчества» (1934, с. 147). Уточню: умная теоретическая наблюдательность людей алхимического искусства — «химической» науки; химического «искусства» — алхимической «науки».
ЧТО ЖЕ ВСЕ-ТАКИ ОСТАНЕТСЯ на дне алхимического горна? Пройдет еще лет сто и появится химия Бойля — Лавуазье. Еще лет пятьдесят — наукоучение в духе Френсиса Бэкона. И уже здесь, в XVII веке, — химическая технология Глаубера. А что же отлетевшие символические химеры? Они составят содержание алхимического оккультизма XVIII века, алхимических реликтов, воспринимавшихся магистральным новонаучным сознанием как фарс, не стоящий внимания. Имена: Эммануил Сведенборг (главное его сочинение — «О небесах, о мире духов и об аде, как то слышал и видел Э. Сведенборг», 1863); Карл Эккартсгаузен (главные его книги — «Наука числ», 1815, и «Ключ к таинствам натуры», 1821). Именно здесь, пожалуй, начинается история оккультного мистицизма, сопровождающего новую науку и поныне.
ЗАКЛИНАТЕЛЬНЫЕ СЕНТЕНЦИИ Гермеса Трисмегиста, строгие классификации Роджера Бэкона, карнавальные тирады Парацельса рассказывают об одном и том же — о событии главном и единственном: философском камне, превращающем несовершенные металлы в совершенное золото, или о гармонической Вселенной, устрояющей лад да любовь человеческих душ, а значит, и тел. В этом смысле эти тексты тождественны. Между тем это очень непохожие тексты. Их несходство обнаруживается сразу. Scientia immutabilis — scientia mutabilis. Незыблемая твердыня — движущийся мираж.
Развитие. Но не само по себе, а как результат взаимодействия пародийно-периферийной средневековой алхимии с официальным средневековьем, точнее, средневековым природознанием, то есть с технохимическим ремеслом и теоретизированием по поводу природы. Но здесь же неизбежно развитие технохимического ремесла в химическую технологию, а природоведческого теоретизирования — в наукоучение в духе Френсиса Бэкона. При этом алхимия, исчерпав самое себя на пути от нечто к ничто, оставила химию Нового времени, науку Нового времени, а также неотвязную тень новой науки в виде оккультных приложений, доживших и до наших дней. Лишь исторически неповторимая игра технохимической практики, алхимии и беспредметных теорий обернулась таким итогом. Прибавлю к этому главную культурно-историческую метаморфозу: культуры-мышления Средних веков в культуру-мышление Нового времени. Это случилось не вдруг. За тысячу лет. В три этапа. И не само по себе, а как следствие двойственной природы алхимии, оперирующей с веществом и размышляющей по поводу вещества, устрояющей алхимический космос, понятый как изделие, под видом и в форме техно-химической эмпирии златоделия. И наоборот. Цель — средство; средство — цель. Поочередно и одновременно. От мистического освоения вещества к физическому его постижению через физико-мистическое ощущение этого же вещества. К химически осмысленной реальности. Ибо из практики возникает лишь практика. Алхимическим умозрениям тоже пришлось бы ими же и остаться, так и не приобщившись к делам земным26.
ХИМИЧЕСКОЕ РЕМЕСЛО — АЛХИМИЯ — УМОЗРИТЕЛЬНОЕ ПРИРОДОВЕДЕНИЕ (История взаимодействия на пути к химии Нового времени)
Раннее средневековье Зрелое средневековье (II–VI вв.) (XII–XVI вв.)
Химическое ремесло Алхимия Умозрительное природоведение
Для наглядности все здесь изложенное сведу в достаточно условную в пределах христианского культурного предания схему, куда более бедную, нежели тысячелетняя жизнь того, что схематизируется: совместная судьба алхимии, ремесленной химии и природоведческих теорий, отбившихся от предмета, зато объясняющих образцово устроенный мир. Так что же все-таки история алхимии? Она есть история взаимных мимикрий-отторжений канонического средневековья и его алхимической окраины; технохимического ремесла и алхимии; теологического теоретизирования по поводу природы и алхимии. Итог: химическая технология Глаубера, химия Бойля, околонаучный оккультизм XVIII века, наукоучение Френсиса Бэкона.