Али-Баба и сорок разбойниц
Шрифт:
«И это ничтожное создание я баловала три долгих года, словно любимое дитя?.. Этому лжецу я грела молоко по утрам и варила сладкие варенья! Его я ублажала каждую ночь и этим ничтожеством наслаждалась… О, я несчастнейшая из женщин! Где были мои глаза?»
– Шутка, муженек? Ты только хотел узнать, как сильно я тебя люблю?.. – О, сколько яда может вложить в уста женщины Аллах всемилостивый и милосердный! Особенно когда эта женщина гневается.
– Да, моя прекраснейшая, только шутка… – Глупость Джафара была столь велика, что в холодном голосе жены он услышал желание примириться.
–
Зульфия подошла к мужу так близко, как ей только позволило отвращение. Джафар раскрыл объятия и… Звонкая пощечина обожгла его левую щеку быстрее, чем он понял, что происходит. Миг – и правая щека тоже ощутила последнюю ласку Зульфии. От нестерпимой боли и унижения Джафар застонал.
– А теперь пошел вон, шакал! – В голосе Зульфии звенели слезы.
Но муж этого не слышал. Он пытался уйти гордо, но получилось у него это весьма скверно. Ибо, пятясь от разгневанной тигрицы, в каковую прекратилась его кроткая жена, он задел синий лаковый столик, на котором стоял кувшин с горячим молоком. Тягучая жидкость обожгла ноги, а черепки прорезали сапожки из тончайшей кожи.
Зульфия рассмеялась, увидев это.
– Презренный, простой кувшин – и тот смог отомстить тебе… Вон из моего дома…
И лишь когда захлопнулась калитка, Зульфия дала слезам волю. Она плакала о том же, о чем плачут все обманутые женщины. О том, что муж оказался ничтожеством, о том, что ее глаза были слепы, а уши глухи к истине. О том, что какой-то червяк мог усомниться в ее чувствах, или хотя бы пытался сделать это…
Увы, слезы брошенных жен, если собрать их вместе, могут составить целый океан. И если в нем утопить всех презренных предателей… Хотя, о чем это мы…
Макама восьмая
Зульфия предавалась своему горю. И потому не слышала, как распахнулась калитка, как по каменным плитам двора простучали каблучки башмачков. И лишь когда рядом послышался голос любимой подруги Фериде, она поняла, что теперь в комнате не одна.
– О Аллах милосердный, Зульфия, что случилось? Почему ты плачешь? Тебя обидел Джафар? Он что, тебя ударил?
Фериде была доброй и чистой сердцем. А потому Зульфия не обращала внимания на ее болтливость и необыкновенную, воистину сказочную любовь к сплетням.
– О нет, моя любимая подружка… – сквозь слезы смогла улыбнуться Зульфия. – Это я его ударила.
– Ты? – Фериде открыла рот от изумления.
– Я, представь себе. Я ударила своего мужа. Два раза. С удовольствием.
– О Аллах милосердный! Ты, чудо спокойствия и кротости!.. Целых два раза.
– Да, моя добрая… я ударила его.
– Ну, значит, ты наконец увидела своего никчемного Джафара в его истинном свете.
– О да. Этот презренный начал на меня кричать, упрекая в том, что я все делаю не так. Не так подаю ему его любимую еду… Не так красива…
– Я не верю своим ушам, Зульфия.
– Я тоже, увы, не верила своим ушам. Все пыталась понять, что с ним произошло. Но он проговорился…
– Проговорился? – Изумление Фериде было столь велико, что она не перебивала подругу, не тормошила ее. Она просто слушала
– Он, сам того не желая, выкрикнул, что у него есть «она»…
– О Аллах, как глупы все же эти мужчины! «Она»… А кто она?
– Знаешь, красавица, мне как-то было неинтересно кто… Она – это, значит, та, что красивее, умнее, добрее, щедрее… быть может, даже моложе. Но к ней мой не умный муж ушел таким же, каким был в тот миг, когда впервые появился на пороге моего дома. Бедным, словно мышь в пустом амбаре…
– О Аллах… Ты обобрала его до нитки…
– Я? Ты меня с кем-то путаешь, подружка… Я никого не обирала. Я лишь оставила себе то, что принадлежат мне. То, что мнедарил отец до свадьбы, то, что он мне подарил в день свадьбы. И то, что мои добрые родители дарили мне все эти три года, пока Джафар думал, что он оборотистый и решительный купец.
Фериде не верила своим ушам. Более того, она с трудом могла поверить и своим глазам. Ибо всего мгновение назад Зульфия горевала, а из ее слез можно было собрать озеро. Но как только стала она рассказывать о том, как ей удалось наказать мужа, слезы сразу пропали. Воистину глуп тот мужчина, который пытается обмануть женщину. Ибо возмездие за предательство бывает беспощадным и длится без срока.
– Какая ты умная, добрая моя Зульфия…
И тут слезы вновь полились из глаз ее подруги.
– Умная, о да… Только одинокая и брошенная… Ведь теперь на меня не посмотрит ни один мужчина!.. Если даже такое ничтожество, как Джафар, бросил меня… О я несчастнейшая из жен!
– Аллах милосердный! – пробормотала Фериде. – Что же тогда говорить мне…
Но Зульфия не слышала подругу, вновь самозабвенно умываясь слезами.
– Подружка, милая моя подружка, – Фериде начала трясти Зульфию на плечо. – Не стоит рыдать об этом червяке. Он не стоит ни одной твоей слезинки!
Но Зульфия ее, казалось, не слышала. И тогда Фериде поняла, что следует предпринять решительнейшие меры. Она вошла в опочивальню Зульфии и взяла со столика еще одно, на этот раз крошечное зеркальце, которое ей подарил на свадьбу отец. Мастера из города Мурано дали всем богатым женщинам удивительную возможность: видеть себя не в спокойных водах пруда или ручья, а в застывшей воде стеклянного зеркала. Сколько стоила такая безделушка, Фериде представить не могла, но знала, что отец Зульфии отдал за эти удивительные куски стекла всю прибыль от поместья за год.
Но такой дар стоил и большего… Ведь сейчас достаточно было подсунуть Зульфие этот крошечный стеклянный предмет, как рыдания сразу же прекратились. Девушка увидела и свой красный нос, и сузившиеся покрасневшие глаза, и… Увидела, во что ее превратило предательство никчемного человечишки.
– О Аллах милосердный, что это со мной?
– Это, моя дорогая подружка, наделали твои глупые слезы. Ты тоскуешь по этому несчастному предателю, а должна думать о себе…
Да, собственное уродливое отражение показалось Зульфие отличным лекарством от отчаяния и боли. «О презренный, ты не заслуживаешь ни одной слезинки… Но что же мне теперь делать?..»