Алиби для красавицы
Шрифт:
– Она пропала. Вчера не пришла на концерт и не появилась дома. И у родителей ее тоже нет.
В трубке на некоторое время воцарилось молчание. Так что я подумал, что связь прервалась, но наконец Надежда Николаевна заговорила, причем голос у нее здорово изменился – такое в нем звучало беспокойство:
– Кажется, я знаю, в чем дело. Давай встретимся и поговорим.
– Где? – спросил я упавшим голосом.
– Быстрее всего получится в метро. Знаешь, на станции «Маяковская» есть такие длинные скамейки?
Я бросил трубку и побежал к метро.
Надежда Николаевна сидела на скамейке и вид имела несколько
– Я только что была в одном доме, – задумчиво проговорила Надежда.
– В каком доме! – Я не на шутку рассердился. – Вы не поняли? Соня пропала!
– Не кипятись. Сядь и послушай.
Я сел рядом, но от волнения не сразу понял, о чем она говорит. Надежда рассказывала, что была в какой-то нежилой квартире – как она туда попала, я не понял, видимо, отключился на какое-то время, думая о Соне, – но когда она стала говорить о том, что в этой квартире прямо-таки музей – сотни Сониных фотографий, все такое, – я стал слушать внимательно. По всему выходило, там живет маньяк, и маньяк этот зациклен на ней, на Соне!
Я вспомнил вдруг про странные Сонины отношения с телефоном, про то, как напряженно в первую нашу встречу она говорила с кем-то, а во второй раз вообще отключила телефон. И вообще какая она была нервная и запуганная. А я, идиот, вместо того чтобы поговорить с ней, настоять на том, чтобы она поделилась со мной своими неприятностями, болтал о всякой ерунде! Дурак!
– Так он ее и похитил! – Я так это выкрикнул, что проходившая мимо рыжая тетка шарахнулась в сторону и наступила на чужого пекинеса.
– Очень может быть, – кивнула Надежда, – но вот куда он мог ее увезти? В квартире у него я была, там никого нет, да и не стал бы он держать похищенную девушку в городской квартире: маньяк-то он маньяк, но не дурак же! Нужно какое-то уединенное и безлюдное место…
Я в тоске уставился на проходящую мимо нас толпу. Найти в огромном многомиллионном городе двух человек – задача неразрешимая, похлеще, чем найти иголку на автомобильной свалке…
– Ну-ка, – довольно невежливо говорю я Надежде Николаевне, – повторите еще раз все про эту комнату, а то я первый раз невнимательно слушал.
Надежда нисколько не обиделась – неплохая она все-таки тетка – и начала сначала:
– Вошла я в эту комнату, дверью задела колокол, небольшой такой, медный…
– Рынду, – механически уточнил я.
– Что? – переспросила Надежда. – Какая еще рында?
– Ну, рында, корабельный колокол так называется.
– Корабельный?! – Надежда прямо подскочила. – А я-то думала, что это за сундучок! Это же морской сундук, матросский, рундук, кажется, называется!
Я смотрел на нее, ничего не понимая, но она начала все объяснять:
– Там вещей почти никаких не было, только магнитофон и сундучок на полу, в котором лежали его дневники и диски. Так вот этот сундучок – явно матросский, с какого-нибудь корабля. Как и колокол – ну, рында. А на дне сундучка лежала листовка с рекламой яхт-клуба. Все одно к одному, вот я и думаю, уж не работает ли наш псих в яхт-клубе? Сторожем, допустим. Судя по тому, что я о нем знаю, ни на какую другую работу его бы не взяли. А если так, яхт-клуб зимой – самое подходящее место для того, чтобы
– А что-нибудь другое у нас есть? – спрашиваю я. – Нет у нас ничего другого, значит, надо ехать в этот яхт-клуб. Там адрес-то был, на листовке?
Надежда Николаевна напрягла память и вспомнила словосочетание «Шкиперский проток». А дальше – все, не помню, хоть тресни.
– Ну ладно, – говорю я, – Шкиперский проток – это на Васильевском острове, место я знаю, поехали туда, а яхт-клуб как-нибудь найдем.
Шкиперский проток – малолюдное место в любое время года, а сейчас там вообще не было ни души. Мы прошли узким переулком, перешли по мостику большой замерзший водоем и оказались перед воротами. На воротах был нарисован белой краской по трафарету якорь на фоне силуэта корабля. Надежда Николаевна замахала руками:
– Вот! Вот оно! Я вспомнила! На той листовке точно такой же рисунок был!
Я ей говорю:
– Это очень хорошо, наверное, это логотип яхт-клуба, только кричать не надо: он может нас услышать.
Рядом с воротами была маленькая калиточка, к счастью, незапертая. Мы прошли внутрь и оказались на настоящей свалке. Проржавевшие корпуса катеров, яхт и прочей водоплавающей дряни валялись вокруг в живописном беспорядке. Осторожно обходя рытвины и ямы, пробираясь между торчащими из земли обломками и ржавой арматурой, мы двинулись в глубину участка. Впереди виднелось одноэтажное здание – то ли дирекция, то ли просто мастерские. Окна были плотно зашторены. Мы подошли к дому, изнутри раздавались голоса.
Соня проснулась в крошечной душной комнатке без окон. То есть было маленькое зарешеченное окошко высоко под потолком. Комнатка была отгорожена в свое время от общего помещения, потому что в ней находилась несгораемая касса – по Сониным подсчетам, ровесница Первой мировой войны. Ящик был заперт. Кроме него, в комнатке раньше помещались еще, должно быть, только письменный стол и стул, но теперь никакой мебели не было, только в углу Юрий приготовил Соне спальное место из картонных коробок, прикрытых выгоревшим лодочным брезентом. О том, что все помещение имеет отношение к яхт-клубу, Соня догадалась по плакатам, развешанным на стенах.
Соня раскрыла глаза, поглядела на решетку на окне и со стоном закрыла глаза вновь. У нее была слабая надежда, что весь ночной кошмар ей приснился, но, к сожалению, надежда не оправдалась.
Вчерашние разговоры ни к чему не привели, Юрий заметил, что от усталости Соня упала бы со стула, если бы не была привязана, и проводил ее в эту комнатку. Соня была так измучена, что не сопротивлялась. Но сегодня она чувствовала себя лучше и попыталась собраться с мыслями. Что делать? Как вырваться из рук обезумевшего маньяка? Это помещение находится вдали от людей. То есть если это помещение яхт-клуба, то зимой здесь никто не бывает. Этот ненормальный не притащил бы ее сюда, если бы не был уверен, что ему никто не помешает. Он очень хитер и предусмотрителен, даром что псих.