Алиби для врага
Шрифт:
— Да мне, собственно, без надобности уже, Аля. Можешь не объяснять. Всё яснее ясного.
— Встречаться в комнате Славы не всегда получается из-за соседей, — Алла явно пыталась выгородить и оправдать любовника. — А отели или съёмные квартиры — на них разориться можно, да и санитарные нормы там вряд ли соблюдаются на сто процентов. Слава копит на первый взнос, собирается купить квартиру.
— Санитарные нормы — это ваш конёк, — кивнул Артемий. — Вы же вместе работаете. А я, видимо, должен быть польщён тем фактом, что моя постель признана самой безопасной в плане
— А… ты? — растерянно спросила Алла.
— Нет-нет, я вам компанию составлять не буду, даже не уговаривайте. Я сейчас сумку соберу и оставлю вас наедине. Вернусь через два дня, и чтобы духу вашего здесь не было. Вызову клининг и сменю замки. Да, кстати, кровать можете вывезти, она мне не понадобится. Так, что ещё? На развод подам сам.
— А куда ты пойдёшь, Тёма?
— Пусть тебя это не волнует, Аля. Тебе теперь есть за кого переживать.
Гуров собирал сумку, размышляя о том, что это следовало сделать раньше вместо того, чтобы сидеть и предаваться воспоминаниям и мечтам.
По правде говоря, он думал, что Слава уйдёт, однако тот остался. Сидел с Аллой в кухне; видимо охранял от Артемия.
Было около девяти часов вечера, когда Гуров покинул квартиру, забрал машину со стоянки в соседнем дворе и поехал в стационар. Он уже договорился с коллегами о том, что переночует сегодня там. А завтра у него дежурство.
* * *
Когда Артемий спустя почти двое суток вернулся с дежурства, в квартире никого не было. Сил заниматься чем-либо не оказалось, и Гуров просто лёг спать в гостиной на диване.
Проснулся и понял, что уже вечер. А ещё почувствовал, что пришла Алла: уловил аромат её духов.
Женщина, с которой Артемий прожил почти двадцать лет, и которая до сих пор числилась его женой, скромно сидела на табурете в углу кухни, у батареи. Руки лежали на коленях, как у послушного ребёнка в детском саду.
Артемий не знал, откуда выскочило это воспоминание: когда сидишь, руки должны быть на коленях, а когда лежишь — под подушкой.
— Что случилось, Алла? На тебе лица нет, — равнодушно спросил Гуров, налил воды в чайник и включил его.
«Неужели успели разбежаться со Славиком? Нет, только не это! Не так скоро!»
— Тёма, выслушай, — торопливо заговорила Алла. — Случилась беда…
— Алла, прошу, давай без долгих эмоциональных прелюдий. Ближе к делу.
— Позавчера вечером… когда мы были здесь, произошло преступление. Нападение на соседа Славы по квартире. Тот парень… его больше нет. А они со Славой были в ссоре, и двое других соседей слышали этот скандал. Тот человек… он был плохим, занимался шантажом. Он несколько раз видел, как мы со Славой приходили, и понял, что я замужем. Сделал какое-то видео и обещал Славе, что отправит это моему мужу. Они сильно повздорили, парни их еле растащили. И Слава на словах угорожал тому человеку. Сказал, что скорее его… отправит к праотцам, чем станет ему платить.
— Думаю, полиция разберётся, — пожал плечами
— Преступление совершено как раз в то время, когда все мы были здесь: и ты, и я, и Слава. Это уже точно. Те двое соседей подтвердили своё алиби. А Слава… Я знаю, что он под подозрением, хоть и проходит пока в качестве свидетеля.
Гуров начал понимать, куда клонит Алла, усмехнулся.
— Тебя уже вызывали?
— Я сама ходила. Тёма…
— Будешь агитировать меня, чтобы я пошёл к следователю? Так же, как ты?
— Тёма, пожалуйста!
— Я не пойду сам, не буду вызываться в спасители. Если твой возлюбленный обо всём рассказал, меня пригласят и так.
— Ты ведь подтвердишь всё, правда?
— Алла, мы столько лет с тобой были вместе, а я только сейчас понял, какая ты, оказваается, недалёкая и ограниченная. Как можно было подумать, что я стану вводить следствие в заблуждение, лишь бы только напакостить твоему Славику? Дача ложных показаний — это тоже преступление, Алла, если ты не знала об этом. И за это деяние предусмотрена уголовная ответственность. Мне меньше всего нужны неприятности с законом, — работать нужно, сына учить. Да и вообще я не планирую подобных приключений. Потому я расскажу только правду. Если, конечно, меня вызовут.
— Тёма, ты такой спокойный…
— А смысл растрачивать энергию и поднимать волну?
— Ты никогда не любил меня, Тёма, в этом всё дело. Отсюда и олимпийское спокойствие. Иначе боролся бы за меня.
— Ой, как интересно началось! Сейчас будешь перекладывать с больной головы на здоровую?
— Ты такой вечно занудный и правильный, Гуров! Всё по полочкам, всё подписано, планы составлены! А мне хотелось страсти, Тёма! Хотелось безумств. Мне скоро сорок лет, и возможностей испытать себя остаётся всё меньше. Хотелось по краю пройти! Может, потому я Славу сюда и приводила, — риск придавал остроту ситуации.
— С безумствами у вас более чем получилось, Алла! Можно поздравить. А остальное — обычный набор, мне думается. Во всём виноват я сам, да? Не давал страсти, риска и безумств. Ты можешь думать и говорить всё, что угодно, но я виноватым себя не признаю. Я не изменял тебе, Алла! А если тебе страстей не хватало, то можно было просто сказать об этом.
— И ты имитировал бы страсть? Слава любит меня. Я за всю жизнь никогда не чувствовала себя настолько обожаемой, необходимой.
— Совет вам да любовь. Хватит хвастать, Алла. Тебе пора.
— Тёма, ты обещал, не забудь! — Алла встала из-за стола.
…Спустя ещё два дня Гуров вышел из операционной и уже почти свернул в коридор, в котором располагалась комната отдыха, когда заметил стоящую у окна высокую темноволосую женщину.
Незнакомка была настолько погружена в свои мысли, что не видела и не слышала ничего вокруг. Куталась в широкий длинный шарф, держалась очень прямо.
Рост, фигура, посадка головы, шея, линия щеки и подбородока, — всё казалось до боли знакомым. Только волосы короткие, но лежат очень стильно, красиво.