Алиби с гулькин нос
Шрифт:
— Ладно, — буркнул Карташов и положил трубку.
Андрей Балабанов сидел в кабинете подполковника Карташова и молчал. Олег Валерьянович уже выложил ему, в чем тот подозревается, и теперь ждал, когда Андрей добровольно сознается в содеянном. Но Андрей молчал. Он вообще никак не реагировал на обвинения подполковника, ничем не выразил своих чувств, не оправдывался, но и не отрицал ничего. Он просто молчал.
— Андрей, — Карташов внимательно посмотрел в хмурое лицо парня, — своим молчанием
При этих словах подполковника Балабанов слегка вздрогнул и поднял на Карташова глаза.
— Да-да, — как-то даже сочувственно пояснил Карташов. — Подумай, что будет, если мы станем допрашивать ее, задавать кучу вопросов: знала ли она о преступлении, почему не сообщила в милицию, и даже — не она ли явилась подстрекательницей к этому. Ведь понятно, что ты пошел на это из-за сестры!
— Вика тут ни при чем, — глухо сказал наконец Андрей, сжимая кулаки. — И не трогайте ее.
— Вот и помоги сделать так, чтобы это не коснулось твоей сестры, — вкрадчиво проговорил Олег Валерьянович. — Раз уж ты ее так любишь.
Балабанов снова погрузился в молчание.
Карташов вздохнул и привел самый сильный аргумент:
— Ну что ж, Андрей, есть и другой вариант. Самый, что называется, объективный.
Сейчас я тебя отправлю на анализ. Будут исследовать твою сперму. И если окажется, что она идентична той, что обнаружили во влагалище Ольги Величкиной, то уже все разговоры станут бесполезны и дело автоматически передается в суд. Тебя даже уже и спрашивать ни о чем не будут, потому что и спрашивать не о чем. И в этом случае уже ни о каком чистосердечном признании не может идти и речи. Ну так как?
Балабанов молчал. Лоб его пересекла глубокая складка, он о чем-то сосредоточенно думал, видимо, прикидывая, какой вариант для него наиболее приемлем.
— Ну что ж… — резюмировал Карташов. — Тогда — на анализ…
Он уже потянулся к телефонной трубке, как вдруг Балабанов резко вскинул голову и тихо проговорил:
— Не надо. Я скажу все сам. Только анализов этих дурацких не надо.
— Отлично, — невозмутимо проговорил Карташов, включая магнитофон и доставая лист бумаги.
Он вызвал одного из лейтенантов и усадил его за стенографирование показаний подозреваемого…
Андрей Балабанов привык жить правильно. Правила эти он придумал себе сам и следовал им неукоснительно. Правила были, в общем-то, хорошими и верными, может быть, слишком бескомпромиссными.
Он не блистал во время учебы в школе, тем не менее был этаким молчаливым лидером. Неразговорчивый, замкнутый, Андрей всегда был уверен, что при возникшем конфликте коллектив поступит так, как захочет он. Это делало его уверенным в себе человеком.
Когда он попал служить в Чечню, то нисколько не испугался. И даже не удивился, полагая, что это закономерно: был уверен, что выстоит в любой ситуации. Службу считал всего лишь проверкой на прочность.
Он и в самом деле выстоял. Остался жив, не сломался морально, благополучно дослужил до конца срока и вернулся домой. Девушки до ухода в армию у него не было, так что ждать его, кроме родных, было некому.
И почему-то все эти долгие месяцы службы он чаще других вспоминал свою младшую сестру Вику. Может быть, из-за контраста с той грязью, которую ему пришлось повидать и испытать на войне. Вика всегда была очень чистой и доброй девочкой, и Андрей носил ее образ в своем сердце как своеобразный талисман.
Вернувшись, он с радостью и гордостью обнаружил, что сестра стала совсем взрослой, что она учится в институте и стала красивой девушкой. Андрей по-настоящему гордился ею. А то, что Вика могла заниматься чем-то непристойным, ему и в голову не приходило.
Возможно, он никогда бы не изменил своего мнения о сестре, если бы не случай.
Как-то раз, гуляя по вечернему городу, забрел Андрей в один малопривлекательный район. И неожиданно увидел, как мимо проехала машина, в которой он заметил свою сестру. Рядом с ней сидел мужчина.
Очень удивившись, Андрей невольно свернул в тот двор, куда заехала машина. Вика с мужчиной вышли из нее и направились в дом. В дверях их уже поджидала какая-то грязная синюха.
Еще не понимая, в чем дело, и только чувствуя, что что-то здесь неладно, Андрей дождался, когда сестра и неизвестный мужик выйдут из дома. Потом он поднялся на крыльцо и постучал. Дверь открыла та самая синюха.
— Ты чего? — окинула она Андрея оценивающим взглядом. — По объявлению, что ли? Или кто посоветовал?
— По объявлению, — ответил Андрей.
— А, ну так проходи, посмотри на месте, — синюха засуетилась, приглашая Балабанова в свое жилище.
Там было грязно, мрачно и душно. Хозяйка сразу же провела Андрея в спальню, где стояла широкая кровать, еще не застеленная.
— Вот, — повела она рукой. — Все уютно, чисто, никто не мешает… Девочки все приличные. Видал, может, сейчас только одна вышла? Картиночка!
— Она что же, клиентов здесь принимает? — делано-равнодушно поинтересовался Андрей, уже понявший, что представляет собой это место.
— Ну да, — кивнула женщина.
— И давно?
— Эта? Нет, свеженькая совсем. Не притерлась еще. Но клиенты довольны, довольны, — покачала она головой. — Многие любят таких. Есть и поопытней. Ты какую хочешь?
— Я подумаю, — торопливо двигаясь к выходу, сказал Балабанов: он уже выяснил все, что его интересовало.
— Подумай, подумай, — ступая за ним по пятам, говорила синюха. — Не прогадаешь, у меня и дешево, и хорошо. Приходи, приходи. Только заранее закажи, а то расхватают всех! — крикнула она ему вдогонку.