Алиен
Шрифт:
Алиен внимательно слушала его, уже догадываясь о том, что скажет Марк.
– Они будут искать последнюю лирую, и, приютив тебя, я рискую… Но они так же ищут и меня, а это значит, что я дам тебе всё, что нужно для отмщения своего рода. Взамен, ты должна поклясться, что никогда и ни при каких обстоятельствах не предашь меня и будешь идти до конца.
Алиен отвела взгляд. Слова Марка были решающими за все последние события, и от ответа волчицы теперь зависела ее судьба. Лирая не стала заставлять его ждать с этим ответом, так как чувствовала, что именно она должна была делать. Лучшего жизнь ей просто и не могла дать.
– Клянусь, – серьезно ответила она, увидев на лице Марка удовлетворение. – Терять мне нечего, и я сделаю все, что от меня потребуется.
– Прекрасно, – улыбнулся будущий Ирелондский король.
4
Транстреил
Лишь поздней осенью и зимой они переходили на дневной режим бодрствования и, не опасаясь быть полностью подвергнутыми солнечному свету, могли сосуществовать с людьми и вести с ними общую жизнь. А под общей жизнью подразумевалось донорство от смертных. Они получали определенную плату за оказание своих услуг. Стереотипы о кровожадности самих вампиров ушла в далекое прошлое, так как бессмертные давно доказали им свою адекватность и способность здраво мыслить даже под влиянием голода, но большинство людей всё же оставалось в стороне, опасаясь обратного.
На окраинах самого Транстреила находился не только лес, но и целые поля, усаженные замысловатыми деревьями с кроваво–красными плодами магического происхождения. Эти плоды – санжи, действительно имели вкус крови, и некоторые вампиры, вместо обычной крови предпочитали именно их.
Эти поля украшали город до самой зимы, не переставая давать урожай даже после заморозков. Эти чудо деревья служили настоящим спасениям, давая вампирам возможность насладиться чем–то экзотическим. Санжи существовали с тех самых времен, когда родоначальники бессмертных рас были отправлены в мир живых. Вэйланд, Аннабель и Дмитрий дружно воссоздали сады с чудо–деревьями, в помощь для Вэйланда и его будущего вампирского народа.
Все в Транстреиле были при делах. Город был настолько большим, что всем было чем заняться. Рыбачить на реке, заниматься охотой, продавать, строить и многое другое. Улицы кишели прохожими, бродягами и кричащими продавцами, а среди них важно и сосредоточенно ходили стражи, следящие за порядком в городе.
Приезжие в Транстреил гости всегда оставались под впечатлением от бурного там течения жизни. Особенно ярко они запоминали Транстреилский дворец, стоящий на окраине города. Он возвышался у горы над всем Транстреилом, как самая важная и значимая его часть. Это сооружение впечатляло своими размерами, давая спасительную тень домам, которая стояли в ее радиусе.
Погода там всегда была мягкой. Лето не очень жаркое, а зима не такая уж и суровая, в отличии от Ирелонда, где морозная пора года могла сравниться с зимой в самых северных краях.
К Транстреилу трепетно относились все жившие там вампиры. Люсьен не был исключением. Он хорошо помнил те времена, когда на месте родного города раньше были дикие леса и поля, а на месте дворца – острые скалы. Мало кто мог похвастаться такими воспоминаниями, но именно Люсьен видел и знал гораздо больше любого другого когда—либо существовавшего вампира, не считая самого Вэйланда, который его же и обратил почти тысячу лет назад. Юношеские черты лица, слегка удлиненные светлые волосы до плеч и яркие голубые глаза Люсьена показывали остальным то, как хорошо он сохранился. Являясь самым первым обращенным и получивший самую концентрированную кровь вампирского родоначальника, он перестал стареть гораздо раньше своих сородичей. Благодаря этому, многие другие мужчины не скрывали своей зависти, а девушки постоянно толпились возле Люсьена, не
Стоя у зеркала в своих покоях Транстреилского дворца, беловолосый вампир уверенно и ловко застегнул пуговицы на рукавах своей рубашки и с едва уловимым высокомерием осмотрел себя с ног до головы. Причесанные, слегка вьющиеся волосы были аккуратно уложены и ниспадали на плечи, а глаза, как и у всех вампиров, были подсвечены, отражая свет рядом стоящих свечей. Тем не менее их голубой отблеск от этого не терялся. Люсьен ещё раз посмотрел на свою белую рубашку, проверяя, нет ли на ней каких–то изъянов. Разгладив пару складок на плечах, он бросил взгляд на черные брюки, поправил ремень и отвернулся от зеркала. Затем, он подошел к небольшому столику у кровати. Взяв со столика небольшой кувшин с кровью, Люсьен налил содержимое в рядом стоящий бокал и осушил его парой глотков. Голова сразу прояснилась, и в этот раз он действительно почувствовал, как проснулся. До этого, вампир испытывал раздражение и злость из–за того, что его заставили подняться в такую рань. Солнце ещё не село, а его лучи пытались пробиться через плотные шторы покоев Люсьена.
Беловолосый вампир вышел в коридор дворца, оставив комнату в легком беспорядке, прекрасно зная, что служанка в ближайшее время наведет там порядок. Все его мысли были заняты лишь одним, когда удастся выбраться из происходящих интриг и погрузиться в атмосферу бессмысленной расслабляющей болтовни с другими вампирами на предстоящем приеме в завершении этой ночи. У Люсьена не было никакого желания участвовать в бредовых идеях Вэйланда по истреблению лирых и поиске младшего МакТайра, но идти против «отца» и не выполнять его указания, было высшим проявлением неуважения к королю Транстреила. Люсьен был правой рукой Вэйланда и уже давно понял, что носит это звание лишь для вида, так как «отец» уже давным–давно не слушал его советов и всегда делал по–своему. Это началось с тех самых пор, как умерла Аннабель, и Люсьен четко увидел, как Вэйланд начал сходить с ума от гибели сестры. Его поступки и действия шокировали многих, а заточение Марка в темнице вовсе заставило остальных усомниться в адекватности Вэйланда. Но никто не смел ему перечить, зная, чем всё может закончиться. В его власти было слишком многое и это позволяло Транстреилскому королю делать всё, что пожелает его душа.
Люсьен единственный, кто время от времени, напоминал «отцу» о том, что тот начал творить нелогичные и ужасные вещи и, именно это, привело к тому, что Вэйланд абсолютно перестал слушать «сына».
Беловолосый вампир, стараясь не думать обо всем этом, прошел дальше по коридору и спустился по лестнице на первый этаж обширного дворца. Завернув в другой коридор, он вышел во внутренний дворик, усыпанный разными растениями и деревьями с санжами, и прошел к другому проходу, скрывшемуся за колоннами. Среди этих колон в каменной дорожке находилась деревянная дверца с кольцом. Люсьен взялся за это кольцо и открыл себе проход к лестнице, идущей в подвал. Он услышал еле уловимые звуки криков, доносящихся из темноты.
Беловолосый вампир взял со стены горящий факел и, выставив его перед собой, начал спускаться вниз. Звуки криков усилились, и Люсьен слегка скривился, не обрадованный перспективой участвовать во всём этом. Дойдя до конца лестницы, он ступил на холодный каменный пол и прошел дальше. Внизу были темные и серые коридоры с клетками и камерами. Всё это было слабо освещено некоторыми зажженными факелами. Люсьен повесил свой факел на свободное кольцо и, засунув руки в карманы брюк, пошел мимо темниц с решетчатыми дверцами. За некоторыми сидели пленные волки и другие провинившиеся вампиры. Кто–то из них смотрел на Люсьена с надеждой, а кто–то сверкал на него яркими глазами с выражением ненависти и отвращения. Беловолосый же даже не оборачивался на них, насвистывая себе под нос веселую мелодию, которая помогала ему не обращать внимания на несчастных в клетках. Когда Люсьен проходил мимо одной железной массивной двери, то перестал насвистывать и приостановился. На двери было вырезано несколько слов. Вампир прекрасно помнил, для чего эти слова на магическом наречии были помещены на дверь. Они удерживали пленного за этой дверью, не давая ему использовать свою магию и сбежать. На ней так же висело несколько массивных замков со сложной системой. Всё это уже было бессмысленно. Камера за железной дверью давным–давно пустовала. Люсьен на секунду задержал свой взгляд на этой двери и, отгоняя воспоминания, прошел дальше по коридору.