Алина

«Высшие силы меня не оставят и обязательно пошлют мне на Новый Год увлекательную юную шлюху». Эдуард Лимонов.

У него никогда не было скверной привычки топить грусть в алкоголе. Да и за последние годы грусти особой он не испытывал. Разве что так можно было назвать сквозную дыру в его животе. Будто кто-то выстрелил в тело из дробовика, а потом вернул мужчину к жизни, оставив отверстие на память. И сейчас, спустя почти пятнадцать лет, как это произошло, не в силах больше терпеть адскую боль, он собирался допить виски и, возможно, даже снять кого-нибудь подходящего в баре, чтобы забыть все окончательно.

Окончательно.

«Какое

– Окончательно, – повторил он шепотом. Прозрачный квадратик в такт ударился о его крупные зубы.

Окончательно, все окончательно.

В его жизни никогда больше не будет смысла, потому что пятнадцать лет назад все окончательно изменилось.

На столе перед ним лежала заколка-хлопушка. Красивая, блестящая, со стразами и искусственными жемчужными бусинками, которыми было усыпано все бархатное основание. Ему всегда казалось, что такие аксессуары – свадебный тренд или их уместно использовать только для нарядной прически на выпускной или праздничный вечер. Она же носила «цыганские» заколки каждый день и никогда не ограничивалась одной штукой: щедро украшала ими всю свою кудрявую голову.

Мужчина взял заколку в руку с такой нежностью, словно это была не обычная копеечная безделушка, а самое дорогое на свете сокровище. Крепко зажал в кулак, поднес к губам и, поморщившись, как от головной боли, убрал в ящик стола. Теперь, наученный горьким опытом (и пусть это звучит шаблонно), он хранил заколку дома. Пятнадцать лет. Уже целых пятнадцать лет она кочевала вместе с ним из одной его съемной квартиры в другую.

Пошатываясь, он поднялся, дошагал до выхода, хлопнул дверью, спустился по лестнице и вышел на улицу. Через дорогу от его временного пристанища находился бар. В это время (часы на левой руке показывали без четверти четыре утра) там было немноголюдно. Костлявый, неопрятного вида бармен отчаянно зевал, прихлебывая жидкость из большой кружки, которую он доставал откуда-то из-под стойки. «Кофе», – догадался мужчина, присаживаясь. А вслух произнес:

– Виски. Двойной.

Справа от него на высоком барном стуле скучала белобрысая девица в обтягивающем серебристом платье. Она крутила в правой руке тяжелый стакан с толстыми стенками. Напитка осталось на донышке. Подушечками пальцев левой руки, словно боялась испортить свежий маникюр, девушка нажимала что-то в смартфоне, который лежал перед ней на стойке. Ногти у нее были огромные, глянцевые, заостренные на концах. И мужчине отчаянно захотелось, чтобы она вонзила их ему в спину, заглушая хоть на несколько секунд боль от дыры в животе.

– Простите, – обратился он к блондинке.

– Да, – нехотя оторвалась она от смартфона.

– У меня нет сил и фантазии, – он запнулся, – фантазии, чтобы…

– Пойдемте, – девушка залпом допила свой напиток и, привычным жестом взяв мужчину под руку, кивнула бармену. Тот кивнул в ответ.

Над баром располагались простенькие, как и само заведение, апартаменты, вход в которые был с улицы. Они вышли из помещения, завернули за угол, поднялись по пристроенной к фасаду лестнице и, преодолев закиданный бычками и заплеванный длинный балкон, зашли в одну из комнат. Женщина на ощупь нашла выключатель слева. Зажегся свет, и в хмельном тумане он отчетливо увидел, что незнакомка собирается со скучающим видом, чуть наклонив голову набок, опуститься на колени и использовать рот по своему прямому (и привычному) назначению. Но посетитель не искал удовольствия только для себя. Получал наслаждение от стонов, криков и эмоций, которые испытывала партнерша. И совершенно неважно, кем эта партнерша была: благородной дамой или обычной, не первой свежести проституткой. Поэтому он опустился (возможно, уместнее сказать, что он рухнул) перед ней на колени, задрал платье, стянул сетчатые трусики и стал медленно покрывать поцелуями ее промежность. А после того как девица, раздвинув ноги, опустилась в мягкое кресло, стоящее позади нее, неожиданно (хотя, это было вполне ожидаемо) вспомнил Алину. Поднял голову, не без труда сфокусировав взгляд. Незнакомка сидела с закрытыми глазами, погрузив длинные пальцы ему в волосы, и с усилием тянула голову мужчины к пространству между своих ног. В этот момент в его голове возник вопрос: что происходит с человеком за пятнадцать лет в сырой земле?

После смерти трупное окоченение наступает в промежутке от трех до пяти часов. К концу первых суток этот процесс охватывает уже всю мускулатуру. Примерно через двадцать часов после смерти бактерии добираются уже до печени, и тело начинает разлагаться. Скелетом труп становится через год. Если тело захоронено в сухой почве, то оно может разложиться за семь лет. Во влажной это происходит медленнее – от девяти до двадцати лет. Считается, что через пятнадцать лет можно хоронить нового мертвеца в ту же могилу.

Мужчина усмехнулся, отводя взгляд от совершенно чужой женщины – очередного мертвеца. Интересно, почему он не подумал об этом раньше. Ведь можно найти новую. Такую же, как Алина. И если повезет, то она будет даже на нее похожа. И тогда Натали вернется. Вернется, чтобы сказать, что он должен избавиться и от нее тоже, убить. Ведь в тот раз она пришла именно за этим. И он никак не должен упускать такую возможность встретиться с ней. Встретиться и удержать. Ведь без нее жизнь не имеет никакого смысла. Вот только поиски подходящей девушки могут занять много времени.

Мужчина еще раз посмотрел на развалившуюся в кресле проститутку. Нет, эта совершенно не годилась. Старая, не первой свежести, в вульгарном серебристом платье и чулках, по одному из которых ползла отвратительная стрелка. Ему следует искать дальше. Не спешить. Тщательно все продумать. Впрочем, он настолько привык к постоянному дискомфорту, что уже не торопился, с каким-то садистским удовольствием просыпаясь по утрам и будто чувствуя, как горят огнем края той самой незримой дыры в груди.

И почему он всегда пренебрегал алкоголем?

Пошатываясь, мужчина встал, потерял равновесие, опрокинул стоящий рядом с креслом столик, где сидела девушка, сбив с него безвкусную лампу с рыжим абажуром.

– Сука, – сказал он то ли женщине, то ли лампе. – Какая же сука!

Под недоуменный взгляд проститутки он, собирая своим крупным и в данный момент не самым поворотливым телом все углы, вышел из комнаты, второй раз за эту ночь оглушительно хлопнув дверью.

На земле, пожалуй, не существовало места, где бы ей по-настоящему нравилось, где бы она хотела находиться или хотя бы (такая малость) чувствовала себя защищенной. По крайней мере, она в таком месте за свои тридцать лет еще ни разу не была. В деревенском доме, где с детства жила с родителями, у Насти, конечно, была собственная комната. Но огромное квадратное помещение с небрежно побеленным потолком и стенами с наскоро поклеенными бледно-желтыми обоями в цветочек не шло ни в какое сравнение с убранством принцесс или королев из книжек. Из книжек, которыми до самого потолка был завален стеллаж в той же комнате. Из книжек, которые она листала с утра до вечера и которые иногда выменивала у подруг на какие-нибудь менее необходимые ей девчачьи вещи. В тех сказках, которые Настя любила, не только дома были похожи на чудесные теремки, но и почти все мужчины отличались исключительно положительными качествами. Они оберегали и защищали любимых, являя собой образец мужества, силы и, конечно же, доброты.