Алиса Фрейндлих - 'От нас останется легенда'

Юлия КАНТОР, Санкт-Петербург

АЛИСА ФРЕЙНДЛИХ: "ОТ НАС ОСТАНЕТСЯ ЛЕГЕНДА"

Тень профессии

– Алиса Бруновна, вы стали обладательницей премии "Триумф", хотя триумф, слава, пришли к вам давно. Вы измеряете успех премиями?

– Нет, конечно. Хотя это не значит, что они мне безразличны. Пока мы есть на сцене и в кадре, мы существуем в этом мире. Но театральное дело эфемерно, и когда мы сходим со сцены, нам остается память, материализованная в премиальных статуэтках. А от нас, от лучших из нас, остается легенда... Такие поощрения - будь-то премия или звание стимулируют, дают импульс к преодолению дальнейшего пути. И обязывают не снижать планку -

– Не ожидала от вас кокетства...

– Почему кокетство?! У меня было и есть ощущение, что я нужна, что меня с удовольствием смотрят в театре и на экране. Не ради моей же прихоти это делается! Но когда это признание подтверждено синклитом людей, которых я бесконечно ценю, формируется и самоуважение.

– Вы сторонитесь так называемой богемной тусовки. Оберегаете себя или вам там попросту неинтересно?

– Я особенно и не пробовала туда проникать, так что в полной мере не могу судить - интересно или нет. Но в любом случае, мне кажется, "тусовка" это спектакль, хороший или плохой. А я так устаю, что мне не хочется трудиться не по существу. Это ведь тень профессии, именно тень, а не отблеск. Лучше быть самой собой, чем тенью. Но это мое субъективное восприятие, я отнюдь не считаю, что так, как я, должны вести себя все. И не поймите меня превратно - я вовсе не отношусь к тому, что называется тусовкой, неуважительно. Есть люди, которые чувствуют себя там легко и приятно. Я человек застенчивый, потому пребывание в шумном блестящем сообществе для меня тяжкий труд, преодоление. Вот и сторонюсь. Из соображений экономии сил и эмоций.

– Но за эту удаленность от шумных сборищ вас иногда упрекают в петербургском снобизме.

– Вот как?! Снобизм не бывает петербургским, московским или каким-то другим. Он просто снобизм - вещь очень неприятная. У петербуржцев есть, быть может, некоторая отстраненность, несмешиваемость что ли. Но разве это плохо? А о петербургском снобизме - я сейчас не себя защищаю, - говорят те, кто Петербург не понимает, не любит и ревнует к его необычности, в том числе духовной. Моя же нелюдимость, наверное, это обратная сторона публичной профессии. И в частную жизнь тащить публичность не хочется.

– Понятие "популярность" и "модность" для вас синонимы?

– Нет. Мода скоротечна, это такая бабочка-однодневка. Популярность тоже ускользающая величина, но все же более стабильная. И она все-таки греет, хотя порой и тяготит.

– Жизнь профессиональная и личная в вашем случае разве не сообщающиеся сосуды?

– Еще как сообщающиеся. Просто, если профессия публичная, то в жизни еще больше хочется закрыть створки. Иначе все превращается в сплошной спектакль. А так растрачиваться нельзя: когда наступает момент мобилизации всех ресурсов, душевных и физических, - а у актера это может произойти неожиданно и в любой момент, - сил уже попросту не будет. Такое бессилие может сломать кого угодно.

Театр без героя

– Вам комфортно в нынешнем БДТ имени Товстоногова?

– БДТ сопротивляется распаду, как только может. Он в обезглавленном состоянии, и до сих пор преодолевает то, что случилось двенадцать лет назад (смерть Г.А.Товстоногова - Ю.К.). Может, за такой большой срок уже пора бы найти путь к новой жизни. Но для этого в театр должен прийти лидер, новый герой. А когда в театре несколько десятилетий был такой герой, как Товстоногов, неимоверно тяжело представить себе кого-то другого. И вспаханная им нива остается пустой.

– Простите, но со временем эта нива порастает быльем и сорной травой...

– Не без этого, увы. Но убеждена: любой "промежуточный" режиссер нам не поможет. Надо сделать долгий-долгий выдох, ибо вдох был чрезвычайно глубок. Тоже сообщающиеся сосуды. Сильный режиссер, появившись, вспашет поле.

– Товстоногов начал резко - с увольнения "балласта", удельный вес которого в теперешнем БДТ, будем откровенны, немал.

– Будем откровенны. Но он уже был Товстоноговым и имел право на "санацию". Сейчас такого режиссера для нас нет.

– Но сейчас в БДТ вы невостребованы?

– И чувствую себя неспокойно. Знаю, что времени осталось немного, и уходит оно с таким ускорением, что я не успеваю заметить, куда ускользают часы и месяцы. Мне жаль... Но каждую паузу я стараюсь заполнить работой вне театра. Непростительно большая, обидная пауза - три года - у меня была после "Макбета". (В этом спектакле БДТ Фрейндлих играет леди Макбет. Ю.К.). Три года у меня не было ни одной новой работы в моем театре. Но я сделала поэтический моноспектакль "Гори, гори, моя звезда". И поработала с Виктюком в его "Осенних скрипках". Сейчас опять, после "Калифорнийской сюиты" больше двух лет в БДТ у меня пустота.

– Но вы же отказались от роли Гурмыжской в "Лесе", который ставил Адольф Шапиро?

– Да, я сама попросилась с роли: поняла, что не идет. За это время я ничего не успела сделать. Последние полгода вообще ушли впустую - я сломала ногу и только теперь перестала хромать.

Ностальгия

– Вы сказали как-то, что в БДТ для души играете только одну роль Аманды в старом, еще товстоноговского времени, "Стеклянном зверинце". Довольно неожиданно, ведь и пьеса, и героиня "слезоточивые".

– Просто пьеса очень попала в наше время, срифмовалась с ним. Этакая, знаете ли, депрессия. Потому "Стеклянный зверинец" и сейчас есть в нашем репертуаре. Это такая хорошая ностальгия. Ее нужно прочувствовать - во всяком случае, я ее так воспринимаю.

– Вы подвержены депрессиям?

– Коротко. Я борюсь, искусственно себя взбадриваю.

– Вам знакомо ощущение одиночества или одиночества вдвоем?

– Одиночества вдвоем - нет. Я была замужем трижды, но первый брак, еще в студенческие годы, оказался столь скоротечным, что я даже не успела понять, что это за институт такой - брак. Другие два брака от ощущения одиночества избавляли. С Игорем Владимировым мы прожили трудную, но очень насыщенную жизнь. А в моем творческом становлении встреча с ним вообще самая большая удача. Он меня сформировал, все лучшее я сделала при нем. Если испытывала одиночество, то желанное. Это как глоток воды, как медитация, нужная любому человеку, тем более - творческому.

– Вся страна знает вас по кино. Коль вы упомянули про ностальгию - по кино вы не ностальгируете?

– Для кино я в принципе человек пришлый. Мое - это театр. Там я начиналась. Но по кино, конечно, по хорошему кино, скучаю. Не снималась, наверное, уже лет восемь. Но это не значит, что не приглашают. Вот Эльдар Александрович (Рязанов.
– Ю.К.) дважды предлагал сняться. Отказалась. Почему? Назову такую причину: была занята в театре. А еще предлагали телевизионные, но малоинтересные сценарии. Но вот появился один симпатичный. Только что снялась в двухсерийном фильме у Эльдора Разбаева на студии имени Бондарчука. Курирует проект Станислав Говорухин.