Алкаш в газете

Серегин Михаил Георгиевич

…Дынин несколько раз сообщал мне, как проходят допросы Кострюкова. Тот категорически отрицал всякую причастность к убийству Бомберга, не скрывая, что неприязнь у него к убитому существовала и порой между ними случались острые разговоры.

Однако следствию все же удалось добиться кое-каких подвижек. Под давлением улик и обстоятельств Кострюков сознался, что он участвовал в незаконных финансовых операциях, связанных с оплатой рекламных полос и печатанием заказных статей. Все эти три дня мое настроение было хуже некуда. Я, хотя и выглядел

спокойным, не находил себе места. Впервые за мою вполне удачную карьеру частного детектива я был на грани провала. Я знал, что истинным виновником убийства Бомберга являлся не Кострюков, однако не имел ни малейшей зацепки для доказательства этого.

На второй день после ареста Кострюкова я через Дынина всячески пытался встретиться с арестованным. Однако, в отличие от прошлых дел, Дынин не смог мне помочь. Никакие его связи не помогали. Похоже, дело находилось под серьезным контролем сверху, что, в общем, неожиданностью для меня не стало.

Однако я не терял надежды. Вот и сегодня отправился к Дынину в городское управление внутренних дел с целью узнать последние результаты моих просьб о свидании с Кострюковым и в случае неудачи еще раз стимулировать активность Дынина в этом направлении.

Капитан милиции сидел в своем кабинете и читал сводки о происшествиях за последние дни.

— Ну? — с порога спросил я.

— Вовк!.. Ну… Я же сказал… Ничем не могу помочь… Не получается… Дело на крючке у верхов, — Дынин метнул взгляд в потолок. — Тут такие бугры контролируют, что не подступишься. А этот… Зах. евич еще той сукой оказался. Перестр-раховщик! Я к нему три раза ходил. А он мне все талдычит своим гнусавым голосом: «Не могу нарушить инструкцию!» Да и, честно говоря, не до этого… Чего ты никак не успокоишься?.. Тут в городе, понимаешь, черт-те что творится! За вчерашние сутки две перестрелки и взрыв.

— Кого на сей раз взорвали? — спросил я. — Надеюсь, без журналистов обошлось?

— Нет, какой-то хер с горы, — ответил Дынин. — Сам себя подорвал. Оказался непредусмотрительным. Нес кому-то бомбу, а пульт управления положил в дождевик и сам же на него сел. Бомба-то и сработала…

— Насмерть?

— Нет. Ноги оторвало, желудок перепахало.

— Если выживет, будет осмотрительным, — цинично заметил я.

Неожиданно я вспомнил про одного своего недавнего предусмотрительного знакомого, иметь с которым дело мне не хотелось ни при каких обстоятельствах.

— А кто это?

— Кто? — удивленно посмотрел на меня Дынин.

— Ну, этот бомбист, который подорвался…

— Некто Ливанов, — заглянул Дынин в бумаги, — Валерий Константинович. Сорок лет от роду. Не женат, детей не имеет, бывший военнослужащий. Десять лет, как уволился из армии. Тут вот даже фотографии есть с места событий. Хочешь посмотреть? У вас, у медиков, нервы крепкие… Беременным лучше не смотреть.

Дынин бросил передо мной на стол пачку фотографий. Фотографии действительно были ужасающими. На расстеленном брезенте лежал обрубок мужчины

с сильнейшими ранами в правой части живота. Однако, едва взглянув на лицо мужчины, я испытал нечто вроде шока. Я узнал этого человека почти сразу.

Видимо, я слишком долго рассматривал фотографии, так как Дынин меня окликнул.

— Вовк, тебе что, плохо, что ли? А то я смотрю, ты зенками-то впился в фотографию.

— Дынин, это он, — сказал я.

— Кто?

— Маляр.

— Какой маляр?

— Ну, маляр из машиностроительного общежития.

— Нет, написано, что экспедитор из торговой фирмы, — заглянул в бумаги Дынин. — Надо же, какой многостаночник — и экспедитор, и маляр, и бомбист…

— Дынин, это тот самый киллер, с которым я беседовал в общежитии, — прервал я его.

Наконец до Дынина дошло, и он уставился на меня немигающими голубыми глазами.

— Да ты чо! — наконец прорвало его.

— Дынин, кто ведет это дело о взрыве?

— Никто еще, сегодня только сводки поступили.

— Дмитрий, возьми это дело себе.

— Зачем? Это же висяк, он наверняка помрет в больнице, и ничего ты от него не узнаешь…

Мое нервное возбуждение уже дошло до точки кипения. Я перегнулся через стол и схватил Дынина за лацканы мундира.

— Дмитрий, возьми это дело себе, мать твою! И немедленно, дорога каждая секунда.

Ошалевший Дынин с выпученными глазами стал шарить по столу в поисках телефонной трубки. Найдя, он поднес ее к уху и сказал:

— Три пятнадцать набери…

Я отпустил пиджак Дынина и крутнул три раза диск телефона. Дынин, не спуская с меня своего испуганного взгляда, сказал:

— Василий Михайлович, тут у нас вчера один мужик на бомбе подорвался. Дай это дело мне… У меня небольшое окно образовалось, а это, я так понимаю, дело несложное… Чего ты говоришь?.. Дело Семенова? Работаю, работаю… Послезавтра доложу о результатах.

— Ну, и что теперь? — выжидающе уставился на меня Дынин, положив трубку. — Еще один висяк мне повесил!

— Заткнись! — грубо оборвал его я. — Нужно срочно произвести обыск на его квартире. Если есть гараж и дача, то там тоже. Далее… Какая у него машина?

«Жигули» шестой модели бежевого цвета…

— Такая же «шестерка» была в момент взрыва машины Бомберга около издательства. Посмотри по протоколу, отмечена ли она там, и если отмечена, сверь номера. Наверняка была машина этого Ливанова… И мухой дуй к прокурору за санкцией на обыск!

— А что искать-то будем? — спросил Дынин, уже подходя к дверям.

— Во-первых, остатки взрывчатки, этим и мотивируй. Во-вторых, аудиокассеты.

— Какие аудиокассеты?

— Потом объясню! — раздраженно сказал я. — А сейчас давай быстрее действуй!

Дынин открыл дверь, потом закрыл ее и спросил:

— Слушай, Вовк, а ты не того… не переутомился, случаем?

— Заботливый ты мой! — хлопнул я себя по коленям. — Дима, ты когда-нибудь жалел о том, что следовал моим советам?